Семён Клебанов - Настроение на завтра
— Какого времени письма?
— Июня сорок третьего.
— Двадцать семь лет прошло… Зареченск, Зареченск… — трудно вспоминал Старбеев.
— Раньше это был небольшой поселок Гнилово. Теперь районный центр, Зареченск, — пояснил Журин.
— Вы сказали Гнилово?.. Или почудилось?.. — нетерпеливо прервал Старбеев.
— Гнилово… И речушка там Гниловка.
Старбеев вскочил, выдохнул:
— Я ж там был!.. Наша часть в том месте линию фронта держала. Там церквушка на пригорке стояла. Хорошо помню.
— И сейчас стоит, — сообщил Журин.
— Все сходится, — тяжело дыша, сказал Старбеев.
— Вам плохо, Павел Петрович?.. Очень побледнели. Я врача позову…
— Пройдет. — Старбеев вынул из капсулы таблетку, положил под язык и, выйдя на балкон, опустился в шезлонг.
…Через час они пошли в столовую.
В правом углу сидели профессор Шавров и медсестра Ксения Васильевна, пили чай.
Увидев Старбеева, профессор приветливо кивнул ему и что-то сказал медсестре.
— Обо мне говорят, чувствую, — заметил Старбеев и, вопросительно посмотрев на Журина, прибавил: — Донесли?..
Журин выразительно развел руками, но Старбеев ему не поверил.
Вскоре подошла Ксения Васильевна и попросила его зайти к профессору.
Старбеев пошел к профессору не сразу. Он побродил по коридорам, бесплодно раздумывая, зачем понадобился. И, снова заподозрив Журина, вошел в кабинет.
— Директор завода звонил. Спрашивал про вас.
Весть удивила Старбеева, но в эту минуту он подумал о Журине, которого только что обидел, и укорил себя в горячности.
— Лоскутов интересовался, как вы тут… — продолжал профессор. — Собираемся ли вас задерживать.
— Задерживать?
— Бывают случаи, когда мы продлеваем курс лечения.
— Что вы ответили?
— Сказал, не вижу надобности… Пока.
— Когда кончится загадочное «пока»?
— Впереди еще много дней… Вот наше «пока». По разговору я понял, что вы очень нужны.
— Какому директору не нужен начальник цеха, — с жаром сказал Старбеев.
— А всегда ли начальнику цеха нужен директор? Такой вопрос правомерен? — спросил профессор.
Старбеев усмехнулся.
— Смотря какой начальник…
— Хороший.
— И хорошему нужен… Только директор, а не суфлер.
— А ваш Лоскутов? Он какой?
Старбеев задумался. И не потому, что не знал, каков Лоскутов. Он не хотел однозначного ответа, можно было впасть в крайность.
— Оставим Лоскутова… Не частность меня волнует. Видите ли, Павел Петрович, мой долг не только диагностировать заболевание, лечить, но и размышлять о причинах его. Так вот, общаясь с пациентами, я могу с печалью отметить — слишком укоренился акустический метод руководства. Мягко говоря, очень громко разговаривают с людьми. Чересчур громко! Врачи были бы рады одному новшеству. Если бы изобрели ограничитель громкости и оснастили этими аппаратами начальников. Громозвучный разговор душу холодит. — Профессор встал с кресла, оживился. — Я когда госэкзамен сдавал, на высоких нотах начал. Тогда преподаватель прервал меня и очень спокойно сказал: «Коэффициент громкости не всегда прямо пропорционален сумме мыслей. Нас интересует второе…»
— Умно, — оценил Старбеев.
— Шумные призывы: «Давай-давай!» и «Бегом-бегом!»— это ведь легкомысленное, антигуманное средство временщиков. А потери от этого большие. Огромные!
— Слушаю вас, и мне стыдно. Я ведь тоже начальник… Хорошо бы и мне…
— Неужто кричите? — перебил профессор.
— Иногда срываюсь. Нервы подводят…
— Ненаучно, позволю заметить: вы подводите нервы.
— Все так. С этим можно покончить. Нужно! Сложнее другое. Время властно требует активной перестройки деловой психологии командиров производства. Всех рангов. — Старбееву нужна была разрядка, и он высказывал наболевшее: — Техническая политика в развитии предприятия обретает действенную силу, когда люди осуществляют преодолев разлад экономики и нравственности, готовят себя и свои кадры к многоступенчатому процессу обновления. Да, есть трудности. Немало… Их можно перечислить, в каждом случае они конкретны. Но есть главное препятствие, психологический барьер! Его порой не узреешь. Этакая блуждающая невидимка… Он в душах, привычках и личных интересах. Преодолеть этот барьер непросто. Нужны воля, усилия труда и мысли… Честно говоря, мне самому сейчас предстоит сдать экзамен. — Старбеев помолчал, подумал, точно ли определил свою задачу. — Да, экзамен… Смогу ли я психологически и социально верно обеспечить решение проблемы… Потому и звонит Лоскутов. Все посматривает на календарь. Сколько дней осталось…
Профессор сделал какую-то запись в блокноте и, отложив ручку, сказал:
— В данном случае я делаю вывод, что директор вам не нужен.
— Хочу уточнить. Нынешний Лоскутов не очень нужен.
— Почему?
— Он считает, что давняя зачетка освобождает его от сдачи экзамена… Не зря говорят: никто так не глух, как человек, который не хочет слышать…
Профессор улыбнулся.
— Вас не затруднит моя просьба?.. Сообщите результат вашего экзамена.
— Постараюсь. Только не знаю, когда это случится… Может, придется пересдавать.
— Просто я должен знать, подготовили мы вас к экзамену или не удалось.
— А вы, профессор, участливый человек.
— Может, потому и профессор… — Он взял фонендоскоп и попросил: — Снимите рубашку. — И стал выслушивать Старбеева. Потом сказал: — Немного пульс частит. Утомил нас. Больше не буду. Звонить не забываете?
— Скоро приду деньги одалживать… Много трачу.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Утро Старбеева начиналось рано. С детства запомнилось материнское присловье: «Кто рано встает, тому бог подает». Мать ложилась за полночь, а вставала в шесть, но божеской милости так и не дождалась. Отец пришел с гражданской войны с костылем, без правой ноги. Культя все время ныла, он маялся от частых болей. Его едва хватало на рабочий день — отец сапожничал в артели. А единственный сын, маленький Пашка, помогал матери. Но она старалась оберечь его, только бы он хорошо учился, в люди вышел. «На тебя вся надежда», — говорила мать.
Старбеев проснулся, зажег на тумбочке лампочку-грибок, увидел, что кровать Журина была аккуратно заправлена. На столе лежали бумаги не стопкой, как обычно, а вразброс, и машинка открыта.
Появился Журин лишь в полдень.
— Где вы бродите по ночам? Хотел в милицию заявить… Пропал, мол, заведующий будущим, — сказал Старбеев.
— В район на почту ходил. Семь туда и семь обратно.
— Вместо зарядки.
