Джон Карр - Мои покойные жёны
— Сейчас я тебе расскажу его, — отозвалась Берил. — После того как Бьюли совершил четвертое убийство…
— Погодите! — вмешался Брюс Рэнсом. — Деннис что-нибудь знает об этом парне?
— Дорогой Брюс, он знает о нем абсолютно все! Он даже знаком со старшим инспектором, который…
Рэнсом, казалось, не слышал.
— Бьюли был великолепен, — заметил актер, сосредоточенно глядя в зеркало. — Маленький штрих — я имею в виду женщину, заглядывающую в щель между оконными портьерами и видящую на кушетке задушенную жертву, покуда Бьюли зажигает сигарету под лампой, — вот ключ к тому, как играть роль.
— Продолжай, Берил, — сказал Деннис.
Девушка колебалась, словно думала о чем-то другом.
— После того как Бьюли совершил четвертое убийство, он напуган и решает начать новую жизнь. Он отправляется в деревню, останавливается в местной гостинице и влюбляется — на сей раз по-настоящему — в невинную светловолосую девушку, дочь уважаемых людей, ее отец — местная шишка. Роль идеально подошла бы тебе, Берил. Пьеса начинается как обычная романтическая комедия. Но зритель постепенно осознает, что тут что-то не так. С подачи деревенского сплетника всплывает и начинает распространяться история прошлых преступлений. Становится очевидным, что обаятельный незнакомец в действительности убийца, который исправился не больше, чем кот, продолжающий мучить мышей.
Берил сделала паузу.
Теперь, когда звуки после окончания спектакля замерли в коридорах за кулисами, в театре стало очень тихо.
Брюс Рэнсом продолжал быстрыми движениями накладывать на лицо кольдкрем. Его глаза в зеркале казались бесстрастными. От лежащей на краю туалетного стола сигареты тянулась к потолку струйка дыма.
— Первым это начинает понимать отец девушки, — снова заговорила Берил. — Седеющий пожилой бизнесмен, которого мог бы играть Эдмунд Джервис. Но он беспомощен, так как не может ничего доказать. Девушка, разумеется, отказывается этому верить, хотя в один момент мы могли бы поклясться, что Бьюли потерял голову и собирается убить ее. Признаю: автор добился напряжения, которое при соответствующей игре заставит публику вскакивать с мест. В третьем акте наступает кульминация. Бьюли убеждает девушку бежать с ним. Отец застает их при попытке к бегству, выходит из себя и пытается застрелить Бьюли. А потом… О боже!
Деннис Фостер подпрыгнул на стуле. Голос Берил перешел в стон. Она распростерла руки, словно взывая к Вселенной.
— Выясняется, что так называемый убийца — вовсе не Бьюли.
— Не Бьюли?
— Да! Выясняется, что известный романист в поисках материала решил притвориться Бьюли, чтобы понаблюдать за реакцией окружающих. Куда это годится, я вас спрашиваю?
Брюс Рэнсом отодвинул банку с кольдкремом и начал вытирать лицо куском ткани, косясь в зеркале одним глазом на Берил.
— Публике нужен счастливый конец, — заявил он.
— Брюс, дорогой…
— Обязательно нужен, — настаивал актер. — Кроме того, что в этом плохого?
— Что плохого?!
— Да, объясни мне.
Девушка подошла к нему. С раскрасневшимися щеками, полузакрытыми блестящими глазами и вздымающейся под серым платьем грудью она словно молила о чьей-то жизни. При этом Берил выглядела настолько привлекательной, что у Денниса Фостера закружилась голова. Очевидно, Брюс Рэнсом также это почувствовал, так как обернулся к ней.
— Это антикульминация, Брюс, — продолжала Берил. — Это эмоционально и артистически неестественно. Неужели ты не понимаешь? Вся пьеса провалится с треском…
— Не согласен.
— Послушай меня, дорогой. Вся пьеса провалится с треском, если этот человек окажется не Бьюли. Более того, она просто распадется.
— Почему?
— Ну, что происходит после того, как выяснится, что «Бьюли» — известный романист в поисках материала? Чем все заканчивается?
— Счастливым…
— Перестань, Брюс! Девушка бросается в его объятия. Отец со слезами на глазах пожимает ему руку и дает благословение на брак. Прибежавшая мать делает то же самое. Брюс, в настоящей жизни такого не бывает!
— Не понимаю почему. Что, по-твоему, должно произойти?
— Старик должен застрелить его.
— Это не смешно.
— А я не пытаюсь шутить. Неужели ты не понимаешь, что девушка после такого объяснения больше не стала бы с ним разговаривать, а ее семья выгнала бы жениха из города? Кто может простить, что из него сделали морскую свинку в подобном эксперименте?
— Они простили бы его, если бы он действительно оказался знаменитым писателем.
— Никогда, Брюс! Ни за что на свете! Подумай, в каком настроении зрители отправятся домой. Что они получат после трех актов нарастающего напряжения?
— Счастливый конец.
— К черту твой счастливый конец!
Брюс бросил на туалетный столик салфетку, которой вытирал лицо, и поднялся; не было заметно, чтобы он вышел из себя, — с ним это случалось крайне редко. Сунув руки в карманы голубого шелкового халата, он начал расхаживать по комнате, покуда костюмер Тоби терпеливо ждал на заднем плане с его повседневной одеждой.
Вскоре Брюс повернулся к Берил с улыбкой, от которой таяли сердца стольких женщин по другую сторону рампы.
— Ну-ну, крошка, не теряй самообладание. — Его голос звучал мягко и убеждающе. — Признаю, что пьеса имеет свои недостатки…
— Да. И автор, по-видимому, это знает.
Актер внезапно встрепенулся:
— Вот как? Почему ты так думаешь?
— Некоторые страницы отпечатаны на другой машинке — в том числе целый кусок последнего акта. Могу точно показать тебе, где он толком не мог принять решение, и… — Берил оборвала фразу. — А где пьеса, Брюс?
— Я отослал рукопись Этель Уитмен, чтобы она сделала дюжину копий. Боюсь, это займет много времени.
— Ты написал автору?
— Да, конечно. — Он отмахнулся от вопроса, не придавая ему значения. — Ответа не последовало.
— Прошло три недели, и ответа нет?
— Да.
— Но, Брюс, нельзя начинать работу над постановкой без согласия автора и заключения контракта.
Брюс засмеялся, откинув голову.
— Девочка моя, кто говорит о постановке? Я устал и нуждаюсь в длительном отдыхе. Сейчас я уеду на каникулы, а потом… Господи, да что с тобой?
Берил с открытым ртом и вдохновением в глазах указывала на него пальцем, как пророчица.
— Нашла! — воскликнула она.
— Что ты нашла?
— Я говорила, что концовка пьесы — полная чушь. И я это докажу!
— Каким образом?
Берил подобрала сигарету, все еще тлеющую на краю туалетного стола, и дважды затянулась ею, прежде чем раздавить окурок на стеклянной крышке стола.
