Рекс Стаут - Семейное дело
– Вы не можете быть абсолютно уверенным. Память иногда выкидывает прелюбопытные номера. Следующий вопрос очень важен. Как Пьер Дакос сообщил мистеру Гудвину, какой-то человек собирался его убить. Значит, произошло нечто экстраординарное, заставившее Пьера опасаться за свою жизнь. Когда? Накануне? Правильный ответ очень облегчил бы розыск преступника, потому-то данный вопрос имеет большое значение. Как он вел себя вчера за обедом? Обыкновенно? Или было что-то необычное в его поведении, настроении?
– Да, сэр, было. Я вспомнил, когда вы спросили, не говорил ли он что-либо об опасности. Он как будто не слушал меня, когда я разговаривал с ним, был непривычно молчалив. Когда я спросил, не лучше ли ему обедать одному, он сказал, что сильно переживает, так как перед тем перепутал заказы и принес клиентам не те блюда. Объяснение показалось мне вполне естественным. Пьер был очень самолюбив. Официант, считал он, не имеет права ошибаться, и гордился тем, что никогда еще не допустил промаха в работе. Не знаю, возможно, так оно и было. Феликс должен знать наверняка. Пьер часто говорил о вас. Дескать, всякий раз, когда вы здесь, вы предпочитаете его другим официантам. Он очень гордился своей работой.
– А он в самом деле перепутал заказы?
– Не знаю. Но зачем ему было на себя наговаривать? Можно справиться у Феликса.
– Позднее он возвращался к этой теме?
– Нет, сэр. И конечно, я никому не говорил.
– Пребывал ли он в таком же настроении и в субботу? Был расстроен, подавлен?
– Я не… – нахмурился Филипп. – Нет, сэр.
– Прошу вас, – сказал Вульф, – при первой же возможности сесть, закрыть глаза и попытаться воскресить в памяти каждое слово, произнесенное Пьером вчера. Постарайтесь изо всех сил, и вы удивитесь – как и многие до вас, – способности вашей памяти восстановить, казалось, прочно забытое. Обещаете?
– Да, сэр, но не здесь. Тут я не в состоянии сосредоточиться. Потом, после работы… Обещаю.
– О результатах сообщите мне или мистеру Гудвину.
– Да, сэр.
– Превосходно. Надеюсь скоро вас услышать. А теперь еще один важный вопрос. Если его убил кто-то из работающих здесь, в ресторане, то кто это, по вашему мнению, мог быть? У кого были основания желать, чтобы он умер? Кто боялся, или ненавидел его, или же извлекал выгоду из его смерти?
– Здесь, в ресторане, и вообще – никто, – энергично замотал головой Филипп.
– Вы не можете ручаться. Очевидно, вы просто в неведении, раз Дакоса все-таки кто-то убил.
Филипп все еще продолжал трясти головой.
– Нет, сэр. Я хотел сказать – да, сэр. Вы правы. Но мне трудно поверить. Когда я услышал сообщение по радио, я сам подумал: кто же мог убить Пьера? Почему его убили? У него не было врагов. Никто его не боялся. Пьер был очень хорошим, честным человеком. Не без слабостей, конечно. Он слишком увлекался лошадиными скачками и тратил много денег на бегах. Но он знал свой недостаток и старался исправиться. Неохотно говорил на эту тему, но порой у него прорывалось. Я был ему лучшим другом, но он никогда не брал у меня взаймы.
– А у других?
– Не думаю… Едва ли… Во всяком случае, ни у кого здесь, в ресторане. Иначе пошли бы неизбежные разговоры. Можете спросить у Феликса.
Очевидно, Филипп полагал, что Феликс буквально обо всем осведомлен.
– Приходилось ли Дакосу выигрывать крупные суммы?
– Наверняка я не знаю. Он не любил распространяться об этом. Но однажды Пьер сказал мне, что выиграл двести тридцать долларов, другой раз – сто с небольшим. Точно не помню, но, кажется, он никогда не упоминал проигрыши.
– Как он делал ставки? Через букмекера ипподрома?
– По-моему, через букмекера, но точно не знаю. Позже он пользовался услугами подпольного тотализатора. Об этом он мне сам рассказывал.
– Подпольного тотализатора?
– Да, сэр.
Вульф вопросительно взглянул на меня. Я успокаивающе кивнул. О многом Вульф не имеет ни малейшего понятия, хотя и читает газеты.
– Разумеется, вы встречались с ним в других местах, а не только здесь, – вновь повернулся Вульф к Филиппу. – Бывали ли вы когда-нибудь у него дома?
– Да, сэр. Неоднократно. Он проживал на Западной Пятьдесят четвертой улице.
– С женой?
– Она умерла восемь лет назад. С ним жили дочь и отец. Прежде отец держал в Париже небольшую закусочную, но когда ему исполнилось семьдесят лет, он закусочную продал и переехал к Пьеру. Ему сейчас около восьмидесяти.
Вульф закрыл глаза, затем вновь открыл, взглянул на меня, потом на стену, однако часов там не оказалось. Зажав концы жилетки большим и указательным пальцами обеих рук, он потянул ее вниз. Каждый раз он проделывал подобный трюк совершенно бессознательно, а я никогда не обращал на это его внимание. Для меня же данный жест означал, что настало время приступить к обеду.
– Вопросы? Относительно скачек? – спросил Вульф меня.
– Один вопрос, но не о скачках, – взглянул я на Филиппа. – Номер дома на Пятьдесят четвертой улице?
– Триста восемнадцатый. Между Девятой и Десятой авеню.
– У нас, вероятно, будут еще вопросы, – добавил Вульф, – но с ними можно подождать. Вы очень помогли, Филипп, и я перед вами в долгу. Вы работаете сегодня вечером?
– Да, сэр, непременно. До десяти часов.
– Возможно, к вам опять придет мистер Гудвин… Феликс уже принял наш обеденный заказ. Пожалуйста, передайте ему, что можно подавать.
– Слушаюсь, сэр, – поднялся Филипп. – Пожалуйста, сообщите мне, если вам удастся что-нибудь выяснить. Я хотел бы знать. Мне обязательно нужно знать все об этом случае.
Вот так-то. Можно было подумать – перед нами инспектор Кремер.
Между тем Вульф лишь заметил:
– Мне тоже необходимо знать. Скажите Феликсу, что пора сервировать.
Филипп повернулся и удалился, не сказав «да, сэр».
– Он просто гадает – кто из нас убийца: вы или я? – заметил я. – Вероятно, он склонен отдать все-таки предпочтение мне.
Всякий раз, вкушая пищу в «Рустермане», Вульф сталкивается с одной и той же проблемой. Возникает неизбежный конфликт. С одной стороны, Фриц – лучший повар в мире, но, с другой стороны, уважение к памяти Марко Вукчича не позволяет ему давать оценку и критиковать блюда, приготовленные в этом ресторане. В результате Вульф перекладывает всю ответственность на меня. Расправившись с третьей частью своей порции запеченных устриц, он, взглянув на меня, спросил:
– Ну как?
– Вполне съедобно, – ответил я. – Быть может, поменьше бы мускатного ореха, – но, конечно, это дело вкуса, – и, как мне кажется, лимонный сок – из бутылки. Оладьи здесь пекут отменные, однако подают все сразу, кучей, в то время как Фриц выдает одновременно только три штуки: две вам, одну – мне. Но тут уж ничего не поделаешь.
