Сирил Хейр - Трагедия закона
— Возьмите, например, этот шум по поводу смертной казни, — сказал судья, и разговор, который уже грозил превратиться в монолог, моментально стал общим. Каждому было что сказать насчет смертной казни. По этому поводу у всех всегда есть что сказать. Даже маршал привел некие плохо переваренные воспоминания о том, что однажды сказал по этому поводу некто, выступая на заседании студенческого научного общества. Только Петтигрю хранил молчание, имея на то свои основания. Он прекрасно понимал, что его очередь еще настанет, причем ждать осталось недолго.
— Сентиментальность — это недуг, который особо поражает молодежь, — заметил судья. — Петтигрю, например, был яростным противником казни через повешение. Не так ли, Петтигрю?
— Я и теперь им являюсь, судья.
— Боже-боже! — Барбер сочувственно поцокал языком. — Как трудно иные расстаются с юношескими иллюзиями. Лично я, вместо того чтобы отменять смертную казнь, выступил бы за расширение ее применения.
— Чтобы злоупотреблять злоупотреблениями, — тихо пробормотал Петтигрю сидевшему рядом Дереку.
— Что вы сказали, Петтигрю? — поинтересовался Барбер, который отнюдь не был таким глухим, какими в народе принято представлять себе судей. — Ах да, конечно! Вы все шутите, но некоторым из нас этот предмет кажется очень серьезным. Я бы сегодня включил в перечень подлежащих казни куда большее количество преступников. К примеру, закоренелых воров или беспечных водителей. Я бы всех их отправил на виселицу. Лучше, чтобы их не было в этом мире.
— Но они должны быть уверены, — неожиданно вставил капеллан, — что в другом их ждет правый суд.
Из всех ляпсусов, допущенных во время злосчастного обеда, этот был, безусловно, самым сокрушительным. Служитель Бога фактически позволил себе публично обнародовать свои убеждения, намекнув при этом на существование правосудия более высокого, чем то, что вершилось в Высоком суде! Реплика капеллана, положив конец дискуссии, которая если и не была очень глубокой, то отличалась хотя бы живостью, набросила траурный покров на оставшуюся часть застолья. После нее разговор стал вянуть и окончательно сник, несмотря на время от времени предпринимавшиеся попытки оживить его. Миссис Хаббертон, желая снова «запустить машину», спросила судью, считает ли он, что заключенный, дело которого должно было рассматриваться после обеда, действительно «сделал это», но в остальном больше не было сказано ничего достойного упоминания. Сэвидж, которому по такому случаю был придан на подмогу Грин, сновал туда-сюда, подавая все новые восхитительные блюда. В дверном проеме иногда возникал загадочный индивидуум, именовавшийся домашним официантом, который передавал бутылки и тарелки. Но никакие яства, напитки и никакое обслуживание не могли скрыть того факта, что обед как светское мероприятие потерпел фиаско. Все почувствовали облегчение, когда Сэвидж провозгласил, что машины у подъезда, и Барбер удалился, чтобы снова надеть парик, перед тем как возвратиться в суд.
С угрюмым и мрачным видом шел он по коридору к выходу из дома, когда Бимиш вручил ему письмо.
— Прошу прощения, милорд, — пробормотал он, — но я нашел это только что. Должно быть, оно пришло, пока ваша светлость изволили обедать.
Барбер взглянул на конверт, поднял брови и вскрыл его. Сообщение оказалось очень коротким, судье не понадобилось и минуты, чтобы прочесть его. А когда он его прочел, лицо его прояснилось, и впервые за этот день он обрел явно довольный вид. Потом он передал послание Дереку.
— Это вас позабавит, маршал, — сказал он. — Когда приедете в суд, передайте письмо Главному констеблю.
Дерек взял тонкий листок с напечатанным на машинке текстом, и Петтигрю, стоявший у него за спиной, смог прочесть через его плечо:
«Судье Барберу по прозвищу Брадобрей.
Справедливость восторжествует, даже над судьями. Будь уверен, что твои грехи настигнут тебя. Ты предупрежден».
Подписи не было.
— Подобные вещи оживляют выездные сессии, — добродушно сказал Барбер. — До свидания, миссис Хаббертон, был очень рад знакомству. Пока, Петтигрю. Увидимся вечером в гильдии. Вы готовы, мистер шериф?
И он вышел из дома в приподнятом настроении.
Петтигрю, глядя ему вслед, вынужден был признать, что до некоторой степени восхищается им.
— Черт побери, в выдержке этой старой скотине не откажешь! — пробормотал он.
Тем не менее удовольствия от предстоящего ужина с гильдией он не предвкушал.
Глава 3
УЖИН И ЕГО ПРОДОЛЖЕНИЕ
Давать ужин в честь судьи в первом городе выездной сессии не было принято в гильдии адвокатов, но это отклонение от правил было допущено по просьбе самого судьи. Петтигрю, чтивший традиции, был решительно против, однако остальные члены гильдии возражений не имели. Чтобы устроить умеренную пьянку, один вечер был ничем не хуже другого. Кроме того, было известно, что, начиная со следующего города, сопровождать судью до конца турне будет леди Барбер, и казалось только справедливым позволить Брадобрею немного развлечься, пока он еще может себе это позволить. К тому же это давало повод прикончить шампанское, которое уже очень давно хранилось в погребах «Красного льва», так что члены гильдии охотно заковали себя в туго накрахмаленные сорочки, как положено в таких случаях.
Барбер настоял, чтобы вечер был неофициальным, и подчеркнул эту неофициальность тем, что сам привез Дерека в отель в собственной машине, отклонив предложение воспользоваться «роллс-ройсом» шерифа. Он все еще пребывал в благостном расположении духа, которое снизошло на него сразу после обеда. Работа во второй половине дня оказалась неожиданно легкой. Заключенный в середине судебного разбирательства, уловив весьма прозрачный намек с судейской скамьи, признал себя виновным в непредумышленном убийстве, каковое признание было немедленно принято и учтено. Дерек, приготовившийся стать очевидцем первого в своей жизни смертного приговора и пребывавший в возбуждении, словно турист, которому предстояло впервые в жизни присутствовать на бое быков, испытал смесь разочарования и облегчения от столь пресной развязки. Судья вопреки кровожадным разговорам за столом продемонстрировал полное удовлетворение таким результатом и вынес приговор, грешивший мягкостью, чтобы не сказать больше. Дерек, который отнюдь не был лишен мозгов, сделал для себя вывод, что выплеск жестокости за обедом был не более чем приступом эксгибиционизма со стороны Барбера, и что к этому имело какое-то отношение присутствие Петтигрю.
С дюжину мужчин удобно расположились в отведенном специально для гильдии малом зале «Красного льва». (Ходили слухи, что в Южном районе среди членов гильдии были и женщины, но, за исключением уплаты вступительных взносов, их участие в ее деятельности не поощрялось. Местные адвокаты были консервативным сообществом и следили за тем, чтобы никакие искушения не нарушали традиционного мужского братства их совместных застолий.) Председательское место занимал Фродсхэм, единственный присутствовавший королевский адвокат, пухлый приветливый мужчина, звезд с неба не хватавший, но обладавший даром излучать ауру успеха и процветания, каковая быстро сделала его действительно успешным и процветающим. Судья сидел по правую руку от него, Дерек — напротив судьи. Слева от Дерека расположился ассизный секретарь, робкий старый джентльмен, имевший слабость к нюхательному табаку. Петтигрю, то ли случайно, то ли нарочно, уселся как можно дальше от Барбера, слева от младшего барристера, или просто Младшего, который, как предписывал обычай, помещался в дальнем конце стола. К этому концу тяготели все присутствовавшие младшие члены гильдии. Петтигрю любил молодежную компанию и знал, что им нравится его общество, хотя начинал подозревать, что они видят в нем скорее музейный экспонат, чем такое же человеческое существо, как они сами.
