Артур Конан Дойл - Этюд в багровых тонах (др.перевод+иллюстрации Гриса Гримли)
— Но он же просит о помощи.
— Да. Он знает, что я его в сто раз умнее, и сам говорил мне об этом с глазу на глаз. Но он скорее отрежет себе язык, чем признается кому-то третьему. Впрочем, давайте, пожалуй, съездим и посмотрим, что там стряслось. Возьмусь за это дело на свой страх и риск. Хоть посмеюсь над ними, если больше рассчитывать не на что. Поехали!
Холмс быстро накинул пальто; его стремительные движения свидетельствовали, что апатия уступила место энергии.
— Берите шляпу, — сказал он.
— Вы хотите, чтобы я поехал с вами?
— Да, если у вас нет других дел.
Через минуту мы уже сидели в кэбе и мчались в сторону Брикстон-роуд.
Утро было пасмурное, туманное; свинцовое покрывало нависло над крышами домов, и в нем словно бы отражалась уличная слякоть. Спутник мой был в отменном настроении и без умолку болтал о кремонских скрипках, о разнице между инструментами Страдивари и Амати. Я же сидел молча — угрюмая погода и грустная цель нашего пути подействовали на меня угнетающе.
— Вы, похоже, совсем не думаете об этой истории, — вставил я наконец, прервав его рассуждения о музыке.
— Нет фактов, — отозвался Холмс. — Строить теории, не имея на руках всех улик, — фундаментальная ошибка. Так рождается предвзятость.
— Будут вам сейчас ваши факты, — заметил я, указывая пальцем. — Вот Брикстон-роуд, а вот, если не ошибаюсь, и тот самый дом.
— Да, он самый. Стойте, кучер, стойте!
Мы не доехали до дома ярдов сто, но Холмс настоял на том, чтобы выйти, и дальше мы двинулись пешком.
Дом номер три по Лористон-Гарденз вид имел зловещий и неприветливый. Это был один из четырех домов, стоявших в некотором отдалении от улицы. В двух из них жили, два других пустовали. Нужный нам дом глядел на мир тремя рядами пустых, безрадостных окон, безликих и унылых, и лишь кое-где на тусклой радужке оконного стекла проступала, как катаракта, карточка «Сдается внаем». Палисадник, заросший разрозненными кустиками чахлых цветов, отделял дома от дороги; к каждому вела узкая дорожка желтоватого цвета — покрытием, судя по всему, служила смесь гравия и глины. Дождь, шедший целую ночь, превратил все вокруг в сплошную грязь. Палисадник был обнесен кирпичной оградой высотой фута в три, с деревянным частоколом наверху; к ограде прислонился дюжий констебль, окруженный кучкой зевак, которые вытягивали шеи и таращили глаза в безнадежных попытках разглядеть, что творится в доме.
Я предполагал, что Шерлок Холмс поспешит войти в дом и тут же приступит к раскрытию преступления. Но он, похоже, ни о чем таком не помышлял. С равнодушным видом — с моей точки зрения, это при данных обстоятельствах граничило с позерством — он прогулялся по тротуару, рассеянно поглядывая на землю, на небо, на дома напротив и на ограду. Закончив о смотр, он медленно пошел по дорожке, вернее, по полоске травы вдоль края дорожки, опустив глаза в землю. Дважды он останавливался, один раз улыбнувшись и с удовлетворением хмыкнув. На мокрой глинистой почве было множество следов; но поскольку полицейские не раз прошлись по дорожке туда и обратно, я не понимал, что Холмс надеется на ней прочесть. Впрочем, я уже получил убедительное доказательство его наблюдательности и сметки и не сомневался, что он видит многое такое, чего не вижу я.
Возле двери нас встретил рослый, белолицый, белокурый человек с блокнотом в руке — он прянул навстречу и с чувством пожал моему приятелю руку.
— Спасибо, что приехали, — проговорил он. — Я все оставил как было.
— Кроме этого! — откликнулся Холмс, указывая на дорожку. — Даже стадо бизонов не перемесило бы грязь столь основательно. Однако, Грегсон, я полагаю, что, прежде чем это допустить, вы пришли к определенным выводам.
— Я был очень занят в доме, — уклончиво ответил сыщик. — Но здесь мой коллега мистер Лестрейд. Я понадеялся, что этим займется он.
Холмс бросил на меня многозначительный взгляд и иронически поднял брови.
— Вряд ли кому-либо удастся разыскать новые улики после вас и мистера Лестрейда, — сказал он.
Грегсон самодовольно потер руки.
— Мы сделали все возможное, — ответил он. — Но это странное дело, а я знаю, что вы такие любите.
— Вы, случайно, не в кэбе приехали? — спросил Шерлок Холмс.
— Нет, сэр.
— А Лестрейд?
— Нет, сэр.
— Тогда пойдем осмотрим комнату. — С этим довольно непоследовательным замечанием Холмс направился в дом, Грегсон, с озадаченным выражением лица, последовал за ним.
Небольшой коридор, пыльный, с обшарпанными стенами, вел в кухню и комнаты прислуги. Справа и слева в нем имелось две двери. Одна, судя по всему, уже давно не открывалась. Другая вела в столовую, в которой и произошло таинственное событие. Холмс вошел в эту дверь, я последовал за ним с тягостным чувством, которое всегда вызывает соприкосновение со смертью.
Мы оказались в большой квадратной комнате, которая из‑за отсутствия мебели казалась еще больше. Стены были оклеены крикливыми, безвкусными обоями, в потеках сырости. Местами обои отстали от стены и свисали вниз, обнажая желтую штукатурку. Напротив двери располагался вычурный камин с полкой из поддельного мрамора. На ней стоял огарок красной восковой свечи. Из единственного окна, невероятно грязного, в комнату проникал тусклый, неверный свет, придавая всему сероватый оттенок, подчеркнутый покрывавшим комнату толстым слоем пыли.
Но все это я заметил только потом. Сначала внимание мое обратилось к мрачной неподвижной фигуре, распростертой на половицах; пустые незрячие глаза уставились в грязный потолок. Это был мужчина лет сорока трех — сорока четырех, среднего роста, широкоплечий, с курчавыми темными волосами и короткой жесткой бородкой. Одет он был в сюртук из плотного сукна, который дополняли жилет, светлые брюки, безупречный воротничок и манжеты. Хорошо вычищенный, мало поношенный цилиндр лежал на полу рядом с ним. Кулаки покойного были стиснуты, руки раскинуты, ноги же переплелись, — похоже, агония была мучительной. На перекошенном лице застыло выражение ужаса и, как мне показалось, ненависти — мне еще никогда не доводилось видеть подобного. Злобные, искаженные черты в сочетании с низким лбом, приплюснутым носом и выступающей нижней челюстью делали его похожим на примата — впечатление это подкреплялось неестественной, вывернутой позой. Мне доводилось видеть смерть в разных ее формах, но никогда она не казалась столь жуткой, как в этой темной, запущенной комнате, выходившей окнами на одну из главных магистралей лондонского пригорода.
