Загадка золотого кинжала (сборник) - Лондон Джек
Его собеседник (если можно так назвать того, кто по-прежнему не произносит ни слова) кивнул.
– …И кричать «Куи!» совсем незачем, если уж пришел на заранее назначенное место встречи, – продолжил инспектор как бы в развитие прошлой мысли. – Только лишних свидетелей привлечешь. Что и получилось. «Глухая местность» в нашей англосаксонской глубинке – это все же не буш, австралийский или африканский. Отнюдь. Девочки цветы там собирают, деревенские старушки… не знаю уж зачем, но тоже запросто могут оказаться в этой, гм, «глуши»… лесник или, наоборот, охотник…
Оба они, не сговариваясь, одновременно вспомнили африканский буш, наполненный свистом ассегаев, свистом пуль, посвистывающими криками кустарниковых сычей – и щелкающим готтентотским свистом, слышимым на столь же дальних расстояниях, как перекличка австралийских бушлендеров. Поэтому когда слуха инспектора вдруг достиг звук, словно бы донесшийся оттуда, через годы и мили, Чарльз Ледоу даже не удивился. По крайней мере, в первый миг. А мгновение спустя, когда его брови все-таки поползли вверх, источник звука сделался очевиден: на подоконнике сидел маленький, размером с воробья, городской сычик.
– Не изволите ли отведать мучного червя, сэр? – церемонно произнес библиотекарь, протягивая сычику нечто на кончике пинцета.
– Кто это? – почему-то шепотом спросил инспектор.
– Разве вы не представлены друг другу? Чарльз, это мой друг Сангума. Сангума, прошу любить и жаловать – это мой друг Чарльз Ледоу, старший инспектор Икс-дивизиона. Человек, от которого у меня нет секретов, – и не только потому, что он замечательный сыщик. Вот только Шерлока Холмса не любит. Но это неважно, потому что все равно хорошо изучил все его методы.
Собственно говоря, удивляться было нечему. Браун-Смит всегда, с африканских лет, был неравнодушен к сычиками. Обязательно какой-нибудь жил у него, причем вольно, не в клетке, а в саду, в дуплистом дереве напротив дома, под крышей самого дома – да и прямо на окраине палаточного лагеря в буше Грегори умудрялся с очередным сычиком налаживать отношения так, что тот садился ему на плечо и брал из рук прикормку. И все они носили имя Сангума. Может быть, даже не «все они», а один и тот же: Ледоу не так уж разбирался в птицах… вряд ли, конечно, птичий век окажется настолько долог, да и из Южной Африки до Англии далековато.
Так что встреча оказалась неожиданной скорее потому, что произошла она средь бела дня и на рабочем месте, в лондонской библиотеке. Хотя уже вечереет, а прямо за окном – какое-то дерево. Отчего бы и дуплу в нем не быть.
Инспектор, прижав руку к груди, учтиво поклонился – и с его губ сорвался нервный смешок, когда сычик, забавно нахохлившись, вдруг тоже проделал нечто вроде поклона.
– Не смущайте моего друга Чарльза, сэр. – Библиотекарь укоризненно взглянул на Сангуму. – Он, как я вижу, сейчас вознамерился продемонстрировать нам методику столь нелюбимого им Великого Сыщика на одной из книг. Той, которая ему кажется наиболее бесполезной.
Вновь усмехнувшись, Ледоу бестрепетно взял со стола томик Шекспира. Бросил на него беглый взгляд, провел пальцами по переплету. Потом раскрыл книгу, поднес ее к лицу – и положил обратно.
– Ну что ж… Книга эта была забыта в кэбе, три месяца назад – точнее, чуть больше трех месяцев. На четыре дня, полагаю. Еще я мог бы добавить, что хозяин ее, несомненно, человек весьма рассеянный, а везший его кэбмен обладает не более развитым чувством прекрасного, чем среднестатистический полисмен, – но это, во-первых, и так само собой разумеется, а во-вторых – не преступление. Никакое преступление с данной книгой не связано. Что до остального, то, как некогда сказал Великий Сыщик, «часы недавно побывали в чистке, поэтому я лишен возможности сообщить какие-либо подробности».
– Понятно. – Браун-Смит задумчиво кивнул. – Поскольку я не Туповатый Спутник Великого Сыщика, то у меня только один вопрос и одно прямое опровержение. Начнем с вопроса. Почему именно в кэбе, а не в подземке, трамвае или автобусе?
– Вещи, забытые в этих видах транспорта, принимает на хранение наш новый Отдел находок. А кэбами по-прежнему занимается старый: тот, что в полуподвале. Для книг там специальный стеллаж. Не стану утверждать, что мне по силам отличить друг от друга томики Шекспира, забытые в трамвае, такси и вагоне подземки, – но книги, выстоявшие положенный трехмесячный срок в полуподвале, неизбежно начинают пахнуть плесенью. Кроме тех, которые выглядят особенно ценными: их помещают в специальный сейф. Этот томик явно не из их числа.
– Про три месяца я знал. – Библиотекарь снова кивнул. – И еще три дня, в течение которых нашедший имеет право забрать невостребованный предмет в свою собственность. Кэбмен этого сделать не пожелал. Так что вчера очередную партию таких книг, забытых прежними владельцами и не потребовавшихся новым, доставили к нам в библиотеку, все правильно. В фонд пожертвований. А неделю назад мой друг, старший инспектор Скотленд-Ярда, попросил меня… О, прошу простить меня, сэр!
Сангума, все это время голодавший, голосом и позой выразил крайнее возмущение. Браун-Смит торопливо протянул ему нового мучного червя.
– Да, Грегори, все обстоит именно так, – подтвердил инспектор Ледоу. – Уверен, что подборку книг для нашей библиотеки вы составили почти сразу – однако, увидев среди новых поступлений Шекспира, не удержались от соблазна ее пополнить. Но, помнится, кроме вопроса вы обещали еще и опровержение?
– Опровержение? Да, в самом деле. Эта книга – не «Сон в летнюю ночь» и не «Венецианский купец», но «Отелло». Вы продолжаете утверждать, что с ней не связано никакое преступление?
– Разве что в этом смысле… Действительно, преступление налицо: пожилой генерал душит свою жену, приревновав ее к молодому красавцу лейтенанту, после чего, узнав о ее невиновности, в раскаянии кончает с собой. – Инспектор пожал плечами. – Замечательный финал. Разве что мистер Холмс вряд ли был бы доволен: тут ему нет никакой работы. Э-э… Я сказал что-то не то?
– Все не то. Разве что определение «пожилой генерал» может соответствовать истине… А может и нет, во всяком случае по сегодняшним меркам. Как по-вашему, мой друг: сколько лет основным персонажам?
– Ну… – Ледоу хотел ответить сразу, но вдруг задумался. – Госпоже генеральше, полагаю, может быть лет… пятнадцать-шестнадцать, пожалуй. Если она старше Джульетты, что вообще-то не обязательно. В школьные годы мимо этого как-то проскакиваешь, но помню, как меня уже во вполне зрелом возрасте поразило: «…Ей нет еще четырнадцати лет»! Совращение малолетних, иначе не назовешь. Однако вы верно сказали, это «по сегодняшним меркам», а в то время такое считалось допустимым, да ведь эти девочки и сами себя ощущали в невестинском возрасте, рвались за своих избранников замуж… Ладно, в каких бы годах ни была Дездемона – для генерала и остальных это юность, не детство. А вот сам генерал… и эти остальные…
Он вновь раскрыл книгу, зашелестел страницами. Через несколько минут тщетных поисков нахмурился.
– Акт первый, сцена третья, – подсказал библиотекарь. А затем, сжалившись, подошел вплотную и, перевернув несколько страниц, указал нужную строчку. – Вот здесь.
– «Я уже почти тридцать лет смотрю на этот мир…» – прочитал старший инспектор. И озадаченно поднял взгляд: – Но ведь это…
– Да, это Яго.
– Мичман Яго…
– Энсайн Яго. Не совсем флотский мичман и не совсем пехотный прапорщик… хотя в исходном смысле что-то похожее: знаменосец. По тем временам, когда для девушки тринадцать лет – возраст замужества, для офицера под тридцать звание энсайна – неплохой чин. Да еще для эмигранта, судя по имени – испанца. Собственно, в этом эпизоде он говорит о себе как о человеке опытном, пожившем, не первой молодости…
– Пусть так. Хотя на сцене его, кажется, играют старше.
Инспектор и библиотекарь понимающе переглянулись. Чарльз Ледоу был выходцем совсем не из тех кругов, для которых посещение театра является необходимым, желательным или хотя бы приятным делом. Но миссис Ледоу была как раз из них – и Чарльзу уже довольно давно пришлось смириться с судьбой, что он и сделал почти безропотно, исправно сопровождая свою супругу на все светские мероприятия. Или по крайней мере на те из них, от которых никак не удавалось отвертеться.
