Чарльз Тодд - Хладнокровное предательство
Джанет Аштон — ревность. Вполне возможно, она замыслила убийство, когда сестра отказалась вернуться к первому мужу и не дала Джералду жениться на другой.
Пол Элкотт — жадность. Он не возражал против женитьбы брата на вдове с двоими детьми. Но близнецы воздвигли препятствие между ним и отцовской фермой. Наверное, он не выдержал после того, как Грейс благополучно разрешилась от бремени. К тому же дела в «Бараньей голове» шли хуже некуда.
Джош Робинсон — месть. Близнецы теснее привязали его мать к Джералду Элкотту. Джош и раньше убегал из дома и часто прогуливал школу. По словам учителя, на севере ему не нравилось. Не обзавелся мальчик и друзьями, которые могли бы скрасить его существование. Позднее ему отказали в возможности жить с родным отцом. Не тогда ли он решил, что убийство близких — единственный способ освободиться?
Был, правда, еще Бертрам Тейлор, который затаил злобу на Джералда Элкотта. И Хью Робинсон, которого, хотя сам он ни в чем не был виноват, вынудили отказаться от жены и детей. И даже Гарри Камминс, которого влекло к Грейс. Но зачем ему убивать любимую женщину? А может, ему горько было видеть ее счастье и он пошел в метель стереть с лица земли семью, которой завидовал?
Хэмиш спросил: «А о его жене ты разве не подумал? Она ревновала к женщине, на которую положил глаз ее муженек!»
Как Ратлидж ни сомневался, он все же добавил Веру Камминс в список подозреваемых. Пусть она кажется хрупкой и беззащитной, в ней чувствуется большая внутренняя сила. Она любит Гарри, ревнует его, ей пришлось многое перенести ради него. Возможно, она оказалась недостойной его.
Он порылся в бумагах, ища ответ на свой первый запрос. Неожиданное подтверждение он получил от Веры Камминс.
Элизабет Фрейзер судили по обвинению в убийстве, но признали невиновной. Ее обвиняли в убийстве жениха. Сержант Гибсон прислал довольно сухой отчет — голые факты, никаких человеческих эмоций.
Жених Элизабет, Роналд Херринг, отказывался от прохождения военной службы по идейным соображениям. Королевский адвокат в своей речи предположил: возможно, Херринг был просто трусом, и невесте стало за него стыдно. После того как Херринг отказался освободить невесту от данного ему слова, она решила покончить со всем сама. Или, выражаясь словами сержанта Гибсона, «избавилась от человека, которому духу не хватило ее оставить». Ее судили и признали невиновной.
А может, присяжные просто посочувствовали ей.
Тех, кто отказывался идти на войну, считали трусами. К ним приравнивали даже контуженных. Невоюющих мужчин презирали те, у кого во Франции погибли сыновья, отцы и братья. Особенно плохо женщины относились к тем, кого считали симулянтами. Невесты отказывали женихам, отказавшимся надеть военную форму; пришлось даже придумать особую форму для тех, кого комиссовали по болезни, дабы оградить их от преследований.
Ратлидж надеялся, что выяснять подробности дела ему не придется. Элизабет Фрейзер прикована к инвалидному креслу. Вряд ли она сумела бы в метель добраться до дома Элкоттов. И все же он видел, как она стояла. Да и сама она призналась: врачи не нашли никаких физических травм, не дающих ей ходить.
Майклсон наверняка заинтересуется ее прошлым. Надо его опередить.
Ратлидж отложил бумаги и спустился на кухню, надеясь застать Элизабет в одиночестве. Из малой гостиной доносились голоса Камминса и Робинсона, он на цыпочках прошел мимо.
На кухне была миссис Камминс, она что-то искала в кухонном шкафчике. Когда вошел Ратлидж, она подняла голову и испуганно сказала:
— Нигде не могу найти ножниц… была уверена, что они здесь!
— Давайте я поищу!
В ящиках он увидел отложения двадцатилетней давности — настоящее воронье гнездо, склад случайных вещей, которым не нашлось другого места. Сломанная ложка, огрызки карандашей, обрывок кружева, обломок шпильки для волос, катушки разноцветных ниток. На дне, обернутые бечевкой, лежали маленькие ножницы для рукоделия. Вера Камминс взяла их с благоговением, как чашу Святого Грааля, и прижала к груди.
Тогда только он посмотрел ей в лицо. Что-то в выражении глаз заставило его похолодеть. Он чуть не вырвал у нее ножницы. Ратлидж вдруг подумал: а если миссис Камминс много лет ловко притворялась? Несчастная страдалица, которая пьет горькую, боясь за мужа, и стремится привязать его к себе любым способом! Она боялась, что муж ее бросит, боялась, что на время войны он подослал к ней свою любовницу, боялась, что жертва, на которую он пошел ради нее, возможно, пересилила его любовь к ней. Гарри не может бросить Веру Камминс потому, что считает себя виноватым в том, что с ней случилось. Он жалеет ее.
Такова тирания слабости, подумал Ратлидж.
Миссис Камминс отвернулась, словно испугалась, что выдала себя.
— Не знаю, что бы мы без вас делали, — уныло проговорила она. — Вы не представляете, как страшно мне бывает иногда. Здесь так одиноко, я смотрю в окно и вижу вокруг пустоту…
Голос ее затих. Она направилась к двери.
— Миссис Камминс…
— Да, инспектор? — Она пошатнулась, но устояла на ногах.
— Я бы хотел побеседовать с мисс Фрейзер. Будьте добры, пришлите ее сюда.
Вера Камминс нахмурилась:
— Что-нибудь случилось? Если вы сердитесь из-за подгорелых тостов, то сегодня их снова сожгла я…
Ратлидж улыбнулся:
— Нет. Дело в… моей руке. Я поранился и хотел бы узнать ее мнение, не позвать ли доктора Джарвиса. А может, вы взглянете?
— О нет! Сейчас позову Элизабет.
Она поспешно вышла, а он подошел к окну, стараясь отключить свой разум, забыть, что чувствует и о чем думает. Когда Элизабет Фрейзер на своей инвалидной коляске въехала на кухню, он уже вполне овладел собой.
— Вера говорит, вы поранили руку…
— Рука — всего лишь предлог. Конечно, в столовой гораздо холоднее, чем здесь, зато там нам никто не помешает. Вы не возражаете?
Элизабет Фрейзер пытливо взглянула ему в лицо:
— Что случилось?
— Пойдемте, пожалуйста, со мной.
Развернув коляску в сторону столовой, она негромко сказала:
— По-моему, я догадываюсь, о чем вы хотите меня спросить.
Он придержал ей дверь и смотрел, как она разворачивается у камина.
— В один из наших прошлых разговоров я спросила, трудно ли вам раскапывать тайны других людей. По-прежнему считаю такое занятие чудовищным.
— Да, — с трудом выдавил он.
— Сначала скажите, почему вы считаете, будто я способна убить Джералда и его близких.
— Я вас не подозреваю.
— Вы всех нас подозреваете. Я вижу по вашим глазам, они у вас настороженные, хотя ничего не выдают. — Она пытливо посмотрела на него: — А ведь охота на людей вас тяготит, да?
