Артур Дойл - Возвращение Шерлока Холмса
– Ну, это скоро выяснится. А теперь допустим, что он поехал к лорду. Тогда как вы объясните появление этого субъекта в столь поздний час, и почему оно так подействовало на Годфри.
– Для меня все это полнейшая загадка, – ответил Сирил Овертон, сжав голову руками.
– Ну ладно. У меня сегодня свободный день, и я с удовольствием займусь вашим делом, – сказал Холмс. – А вам бы я посоветовал подумать о том, как провести матч без этого молодого человека. Как вы сами заметили, столь таинственное исчезновение должно иметь причину: и эта причина может задержать его неизвестно сколько времени. А сейчас в гостиницу, может, портье вспомнит еще что-нибудь.
Шерлок Холмс обладал счастливым даром располагать к себе самых робких свидетелей. Вместе с портье мы отправились в опустевшую комнату Годфри Стонтона, и тот очень скоро рассказал ему все, что мог вспомнить о ночном посетителе. Это был мужчина лет пятидесяти, скромно одетый, с бледным лицом и седой бородой. Он не походил ни на джентльмена, ни на рабочего. Портье про него сказал: «…ни то ни се». Он был очень взволнован – портье заметил, как дрожала его рука, когда он протянул ему записку. Годфри Стонтон, прочитав принесенную портье записку, сунул ее в карман. Выйдя в холл, он не подал руки посетителю. Они только обменялись несколькими фразами, портье разобрал лишь слово «время». Потом оба поспешно покинули гостиницу. На часах в холле было ровно половина одиннадцатого.
– Еще несколько вопросов, – сказал Холмс, садясь на кровать Стонтона.
– Вы дежурите днем, не так ли?
– Да, сэр. Я работаю до одиннадцати часов вечера.
– Ночной портье, надеюсь, ничего необычного не заметил?
– Нет, сэр. Только несколько человек вернулись поздно из театра. Больше никто не приходил.
– Вы вчера никуда не отлучались из гостиницы?
– Нет, сэр.
– Были ли для мистера Стонтона письма или телеграммы?
– Да, сэр, телеграмма.
– Вот как, это интересно. В котором часу?
– Около шести.
– Где мистер Стонтон получил ее?
– У себя в комнате.
– Вы видели, как он читал ее?
– Да, сэр: я ждал, не будет ли ответа.
– Ну и как?
– Он написал ответ, сэр.
– Вы отнесли его на почту?
– Нет, он отнес сам.
– Но он написал его в вашем присутствии?
– Да, сэр. Я стоял у двери, а он сидел за столом, спиной ко мне. Когда он кончил писать, он сказал: «Можете идти, я отправлю ответ сам».
– Чем он писал ответ?
– Пером, сэр.
– Он взял телеграфный бланк со стола?
– Да, сэр. Он писал на верхнем бланке.
Холмс взял бланки и, подойдя к окну, тщательно осмотрел верхний.
– Жаль, что он не писал карандашом, – разочарованно сказал он, бросив бланки на стол. – Вы ведь, Уотсон, не раз, наверное, замечали, что буквы, написанные карандашом, четко отпечатываются на следующем листе – это обстоятельство разрушило немало счастливых браков. Ну, а здесь, к сожалению, нет никаких следов. Это значит, что он писал мягким широким пером. И я почти уверен, что в этом случае нам может помочь пресс-папье. Ага! Вот то, что нам нужно!
Он сорвал лист промокательной бумаги, и мы увидели на ней загадочные иероглифы.
– Поднесите к зеркалу! – заволновался Сирил Овертон.
– Не нужно, – сказал Холмс. – Бумага тонкая, мы увидим текст на обратной стороне.
Он перевернул листок, и мы прочитали: «Помогите нам, ради всего святого».
– Это последние слова телеграммы, которую Годфри Стонтон отправил за несколько часов до исчезновения. Не хватает по меньшей мере шести слов. Но и то, что есть, свидетельствует о серьезной опасности, угрожавшей молодому человеку, от которой кто-то мог бы защитить его. Причем, опасность угрожала двоим – в телеграмме стоит «нам», а не «мне». Так что замешан еще один человек. И это, конечно, ночной посетитель Годфри Стонтона, который сам был в крайнем смятении. Но что у него может быть с ним общего? И кто этот третий, кому была послана мольба о помощи? Вот с него-то мы и начнем наши поиски.
– Значит, первым делом надо узнать, кому послана телеграмма, – предположил я.
– Совершенно верно, мой дорогой Уотсон. Эта глубокая мысль и мне пришла в голову. Но разве вам неизвестно, что если мы явимся на почту и потребуем корешок телеграммы, то служащие едва ли пойдут нам навстречу. Столько еще у нас бюрократизма! Однако, если взяться за дело с умом и тактом, то можно, пожалуй, надеяться на успех. А теперь, мистер Овертон, я хотел бы в вашем присутствии просмотреть бумаги, оставленные на столе.
Холмс переворачивал быстрыми, тонкими пальцами письма, счета и записные книжки, изучая их живым, проницательным взглядом.
– Ничего интересного, – сказал он наконец. – кстати, ваш друг, кажется, не жаловался на здоровье. Его ничего не беспокоило?
– Нет, он здоров как бык.
– Вы когда-нибудь видели его больным?
– Ни разу. Однажды он расшиб ногу, и еще как-то у него сместилась коленная чашечка, но все это пустяки.
– И все-таки, возможно, он не так уж здоров, как вам кажется. По-моему, он чем-то болен, но держит это в тайне. С вашего согласия я захвачу с собой некоторые бумаги, они могут понадобиться нам в дальнейшем.
– Одну минуту, – послышался скрипучий голос, и, оглянувшись, мы увидели в дверях смешного старичка, размахивающего руками. На нем был порыжелый сюртук с развязавшимся белым галстуком и цилиндр с необычайно широкими полями. Он был похож на деревенского священника или наемного плакальщика. Но, несмотря на этот жалкий, почти нелепый вид, его резкий голос и решительные манеры выдавали в нем человека, привыкшего повелевать.
– Кто вы такой, сэр, и по какому праву берете бумаги этого джентльмена? – спросил он.
– Я частный сыщик. Хочу найти причину его исчезновения.
– Ах вон оно что! А кто вас об этом просил?
– Вот этот джентльмен, друг мистера Стонтона. Его направили ко мне из Скотленд-Ярда.
– Кто вы такой, сэр?
– Я Сирил Овертон.
– Значит, это вы послали мне телеграмму. Я лорд Маунт-Джеймс. Получив ее, я с первым же омнибусом отправился сюда. Значит, это вы наняли сыщика?
– Да, сэр.
– И вы готовы платить?
– Я не сомневаюсь, что мой друг Годфри оплатит счет.
– А если вы его не найдете? Что тогда, отвечайте!
– В таком случае его родные, несомненно…
– Ни в коем случае, сэр! – взвизгнул старик. – И не думайте, что я заплачу вам хоть пенни. Так и знайте, мистер сыщик. Я единственный родственник этого молодого человека, и я заявляю, что меня все это не касается. Если у него есть виды на наследство, то только потому, что я никогда не бросал денег на ветер и сейчас не собираюсь этого делать. Что же касается бумаг, с которыми вы так бесцеремонно обращаетесь, то должен сказать, что если они представляют какую-нибудь ценность, вы будете по всей строгости отвечать за каждый пропавший листок.