Найо Марш - Смерть в белом галстуке
— Очень хорошо, мистер Аллейн. Спокойной ночи.
— Спокойной ночи, братец Лис.
Аллейн положил трубку на рычаг и поглядел на мать.
— Похоже, Люси Лорример не так уж и безумна, — сказал он. — По-видимому, старый Хэлкет-Хэккет вел себя прошлой ночью совершенно необычно. Если, конечно, это был именно он, а мне представляется, что так и было. Он так уклончиво упоминал о собственных перемещениях. Ты знакома с ним достаточно хорошо?
— Не слишком хорошо, дорогой. Он был однополчанином твоего отца. Подозреваю, он из тех крупных мужчин, которых полковые остряки прозывают «Малышкой». Что-то я никогда не слышала, чтобы он отличался буйным нравом, или принимал наркотики, или соблазнил жену полкового командира, или хоть что-то в том же духе. До пятидесяти он был холост, пока не женился на этой отвратительной женщине.
— Он был богат?
— Думаю, что богат и весьма. Правда, я сужу все-таки по тому дому. Есть еще и деревня, полагаю, где-то в Кенте.
— Тогда за каким чертом ей дебютантки?
— Ну, видишь ли, Рори, ей надо, чтобы ее повсюду принимали, и она делает все, чтобы казаться эффектнее, особенно по сравнению с молоденькими девочками возле себя. Чем эффектнее она покажется, тем больше приглашений получит.
— М-да. Мне кажется, что результат прямо противоположен. Доброй ночи, дорогая. Матерей лучше, чем ты, не бывает. Слава богу, более строга, нежели нежна, что дает немалые преимущества.
— Благодарю тебя, дорогой. Захочется — приходи еще. Спокойной ночи.
Она с веселым удовольствием наблюдала за ним, но, вернувшись в гостиную, долго сидела, размышляя о прошлом, о сыне, о Трой и о своей твердой решимости ни во что не вмешиваться.
Аллейн взял такси и направился в Сохо, где находился «Матадор». Швейцаром в «Матадоре» оказался разочарованный в жизни гигант в униформе сливового цвета. Руки его были в великолепных перчатках, на груди красовались медали в ряд, а на лице застыло выражение мировой скорби. Он стоял под красным неоновым изображением тореадора в прыжке и за умение справляться со своими обязанностями получал ежегодно двадцать фунтов. Поздоровавшись с ним, Аллейн прошел прямо в вестибюль «Матадора». Воздух заполняли неистовствующие саксофоны и ударные, сотрясая пространство этой передней, увешанной драпировками сливового шелка, которые с помощью подсолнечников из посеребренного олова были собраны в классические складки. Ему навстречу вышел ленивый портье и указал на гардеробную.
— Меня интересует, знаете ли вы в лицо капитана Мориса Уитерса? — спросил Аллейн. — Я намеревался присоединиться к его компании и не уверен, что пришел туда, куда надо. Он же здесь член клуба.
— Сожалею, сэр, но я сам только что устроился на эту работу и в лицо членов клуба не знаю. Справьтесь в конторе, сэр, они вам наверняка ответят.
Проклиная про себя собственное невезение, Аллейн поблагодарил портье и огляделся в поисках кассы. Обнаружил он ее под большим подсолнечником в лучах целого букета шелковых складок. Аллейн заглянул внутрь и увидел молодого человека в превосходном смокинге, мрачно ковырявшего в зубах.
— Добрый вечер, — сказал Аллейн.
Жестом фокусника молодой человек тут же спрятал зубочистку.
— Добрый вечер, сэр, — бойко произнес он достаточно светским тоном.
— Могу я вас отвлечь на секунду, мистер… Молодой человек мгновенно насторожился.
— Ну… я здесь менеджер. Моя фамилия Катберт. Аллейн просунул свою карточку в окошечко кассы.
Молодой человек посмотрел ее и, насторожившись еще больше, сказал:
— Не угодно ли вам будет пройти вон там, в боковую дверь, мистер… О! Инспектор… ээ… Аллейн. Эй, Симмонс!
Появился гардеробщик. По дороге к боковой двери Аллейн попытался воскресить свою историю, но ни гардеробщик, ни швейцар, о котором уже говорилось, в лицо Уитерса не знали. Окольными путями гардеробщик привел Аллейна в маленькую, тускло освещенную комнату, которая оказалась позади кассы. Там сидел менеджер.
— Здесь нет ничего особенного, — успокоил его Аллейн, — просто я хочу, чтобы вы рассказали мне, если это возможно, когда именно капитан Уитерс прибыл в этот клуб прошлой ночью, или, скорее, прошлым утром.
Он заметил, как мистер Катберт быстро скосил глаза на вечернюю газету, где была опубликована четвертьполосная фотография Роберта Госпела. Те секунды, что протянулись, пока мистер Катберт собрался отвечать, Аллейн мог слышать все то же тяжелое, навязчивое выступление джаз-оркестра.
— Боюсь, что я совсем этого не знаю, — сказал наконец мистер Катберт.
— Жаль, — заметил Аллейн. — Раз вы этого не знаете, мне, полагаю, придется заняться делом всерьез. Я должен буду опросить всех ваших гостей относительно того, видели ли они его, когда… Ну и тому подобное. Боюсь, буду вынужден попросить у вас книгу регистрации. Простите, что надоедаю вам!
Мистер Катберт посмотрел на него с выражением откровенной неприязни.
— Вы же понимаете, — начал он, — что в нашем положении мы обязаны быть предельно тактичными. Этого наши гости и ждут от нас.
— Пожалуй, — согласился Аллейн. — Но ведь можно обойтись вообще без какого-либо беспокойства. Для этого вам только стоит спокойно сообщить мне нужную информацию — это же куда лучше, чем если бы я начал задавать массе людей массу всевозможных вопросов.
Мистер Катберт внимательно посмотрел на ноготь своего большого пальца, а затем с яростью принялся откусывать его.
— Но если я ничего не знаю, — раздраженно пробормотал он.
— Стало быть, нам не повезло. Попытаюсь справиться у вашего швейцара и этого… Как его? Симмонса? Если и они не знают, что ж, примемся за гостей.
— Проклятье! — воскликнул мистер Катберт. — Ну, пришел он поздно. Это я помню.
— Простите, а почему вы так решили?
— Потому что к нам явилась целая толпа тех, кто вышел из… из Марздон-хаус, где был бал, и произошло это в половине четвертого или без четверти четыре. А затем все затихло.
— Так. И?
— Ну, и еще позже отметился капитан Уитерс. Он заказал бутылку джина.
— С ним пришла и миссис Хэлкет-Хэккет, не так ли?
— Фамилии его партнерши я не знаю.
— Ну, такая высокая, крупная блондинка лет сорока-сорока пяти, с американским акцентом. Может, вам и в голову не пришло называть…
— Да-да, все правильно, она и была.
— Было не половина пятого, когда они пришли?
— Я не… То есть я хочу сказать…
— Вполне возможно, что вы больше ничего и не знаете. Учтите только, что, чем точнее ваша информация, тем меньше у вас беспокойства при дальнейшем расследовании.
— Понимаю, понимаю. Но у нас же моральный долг… Долг! Перед нашими гостями!
