Джон Карр - Загадка Красной вдовы
Арнольд послал Бендера в Мантлинг-Хаус. Он был его боссом, его владыкой. Кто-то из обитателей дома подозревается в безумии; Бендер пробыл в доме достаточно времени, чтобы напасть на след. И все же Арнольд уверяет, что не знал, в каком направлении двигалась его работа. Позволю себе быть легковерным и предположу, что Арнольд не требовал от Бендера регулярных и подробных отчетов (что вряд ли, потому что в дело замешана девушка, с которой Арнольд помолвлен). Но я ни за что не поверю в то, что он ничего не знал о той маленькой игре, которую мы затеяли тем вечером. Черт побери, к ней готовились не меньше недели, а Арнольд – первый человек, к которому Бендер обратился бы за консультациями. Как видите, облако маловероятных совпадений становилось все гуще и гуще. Почему Бендер так стремился попасть в ту комнату? Он не остановился даже перед мошенничеством с картами. Пресловутая «добросовестность» ничего не объясняет. Даже если бы в комнате оказалась смертельная ловушка, как бы она помогла Бендеру справиться с психом, если бы тот вдруг объявился? Вся история дурно пахнет. Я угадывал за происходящим чью-то руку. Вот что интересно: проведя столько времени в доме – а он был на короткой ноге со всеми его обитателями, – Арнольд так и не смог догадаться, кто безумец. Не очень логично думать, будто Бендер за неделю сумел обнаружить то, что его блестящий начальник не раскрыл и за год. Вы видели, как ратовал он за социальную справедливость? Я прямо вижу его: подбородок вздернут вверх, в глазах – современная утопия здравого смысла, и говорит спокойно и со знанием дела: «Если в доме находится сумасшедший, наш долг – ограничить его свободу».
Так вот, я сидел, думал и сказал себе: «А возможно ли, что Арнольд не хотел, чтобы психа нашли?» Конечно, возможно, если бы Арнольд был простым смертным и хотел замять дело. Но он прислал Бендера. Почему? Почему?
Затем я подумал: «Оставь пока Арнольда. Прикинь, какие выгоды он мог бы получить, если бы Гая или Алана признали сумасшедшим. Давай посмотрим, какие перемены произошли бы в планах Юджина Арнольда». Ну, если бы сумасшедшим признали Гая, это было бы грустное событие: младший сын в сумасшедшем доме, бедный мальчик без права наследования. В данном случае Юджин Арнольд остается с тем, что нажил своим трудом… Я имею в виду, что между Джудит Бриксгем и четвертым или пятым по величине состоянием в Англии оставался жизнелюбивый старший брат, который, возможно, умрет в глубокой старости.
Сэр Джордж взял кофе, который сварил ему Мастерс.
– Вы имеете в виду, что он с самого начала собирался убить Гая – настоящего сумасшедшего – и повесить убийство на Алана, которого впоследствии объявили бы сумасшедшим? Таким образом Арнольд убирал с дороги единственное препятствие к тому, чтобы все деньги унаследовала его невеста.
– Нет. Нет, – насупился Г. М., – этого я как раз не имею в виду. Здесь как раз вступает партия здравого смысла Юджина Арнольда, партия настолько чудовищная, что просто не укладывается в голове. Алана должны были признать вменяемым. От этого зависело все. Алан должен был быть вменяемым в момент убийства Гая. Вы знаете что-нибудь о законах, по которым судят сумасшедших?
Сэр Джордж посмотрел на Мастерса. Мастерс покачал головой.
– Сэр, я всегда думал, – старший инспектор явно сомневался, – что сумасшедший в юридическом смысле мертв и его собственность переходит к следующему по старшинству родственнику, или, по крайней мере, управляется следующим по старшинству родственником.
– Нет, мальчик мой. Все как раз наоборот. Такая система существовала в прошлом, и из-за нее возникало множество проблем. А сейчас наилучший способ заморозить чьи-нибудь деньги так, чтобы ими никто не мог управлять и, соответственно, пользоваться, – признать их владельца сумасшедшим. Тогда его собственность контролируется Комиссией по умопомешательству – что-то вроде Комиссии лорда-канцлера. Любящие родственники остаются с носом. Теперь понимаете? Если бы убийства преследовали цель упрятать человека в психиатрическую лечебницу, чтобы Джудит могла унаследовать состояние, то жертвой стал бы Алан, а вина была бы возложена на Гая. Что произошло бы тогда? Алан мертв; все уверены, что Гай виновен. Тем не менее, прежде чем попасть под опеку добрых докторов, Гай наследует имущество; наследство тут же замораживается и не размораживается до тех пор, пока он не выздоровеет или не умрет. Другими словами, весьма невыгодно иметь в качестве убийцы настоящего сумасшедшего.
– А где в игру вступает Бендер? Зачем его-то убивать?
– Спокойно! – проворчал Г. М. – Полегче! Вы кошмарная аудитория. Не заставляйте старика забегать вперед. Давайте вернемся к моим первым подозрениям насчет Арнольда и разберем их но порядку. Признаю, они – подозрения – не получали никакого развития до тех пор, пока не умер Гай.
Но я все же держал Арнольда за важного подозреваемого и спросил себя – так, на всякий случай: «Если бы он был виновен, где бы он достал кураре для убийства Бендера?» Единственное место, где его можно было взять, – дротики. Но о дротиках мы все знали и предполагали, что они не отравлены. И вот тут, – Г. М. размахнулся трубкой, – я застрял, потому что не знал того, что знали вы. Я обнаружил это позднее. Помните, что Алан сказал вам в первый вечер, еще до моего приезда? Напрягите мозги! Изабелла говорила об отравленном оружии – особенно о стрелках, которые Алан с Карстерсом привезли из Южной Америки. Что тогда сказал Алан? А?
Терлейн вспомнил мгновенно – все до единого слова:
– Он сказал: «Вы совершенно зря беспокоитесь. Арнольд проверил все имеющиеся у меня стрелы».
– Ага. Он их проверил. Совершенно так же, как Равель-старший проверил мебель во «вдовьей комнате» много лет назад: он собрал с них яд и оставил его себе.
– Он оставил его потому…
– Потому что план зародился в его голове давным-давно, задолго до того, как в доме появился Бендер. Арнольд использовал его в качестве затравки, чтобы все поверили в существование проклятия… Итак, я пришел к выводу, что Арнольд мог достать кураре; по правде говоря, только у него была возможность достать яд. Но я не мог ничего на него повесить до тех пор, пока у меня в руках не окажется абсолютного, неопровержимого доказательства. А потом я понял то, о чем говорил вам в самом начале нашей беседы. Я знал, что Арнольд виновен, еще до того, как услышал об убийстве Гая, хотя и не понимал, каким образом он организовал убийство Бендера. Меня осенило, я задумался о маленьком свитке пергамента на груди Бендера.
Вне всякого сомнения, в комнату проникнуть было нельзя – я не буду по сотому разу все объяснять. Убийцы не было в комнате в момент убийства – значит, должна была быть ловушка. Приняв это за аксиому, я стал ломать голову над пропавшей записной книжкой. Как она могла исчезнуть, если в комнате никого не было? И когда меня озарило, у меня появилось желание самого себя пнуть – современные психологи назвали бы мой порыв мазохистским. Господи боже, каким же я был тупицей! – воскликнул Г. М. – Дано: Бендер лежит на спине, на груди – пергамент. Он мог попасть туда единственным способом… Ну? Вспомните, как мы увидели, что Бендер мертв. Вспомнили? Кто первым подошел к телу?
