Джерард Келли - Потерянные рассказы о Шерлоке Холмсе (сборник)
– Собираетесь в дорогу? – с невинным видом спросил Холмс.
– Да, хоть это и не ваше дело, – буркнул Родригес. – Я возвращаюсь в Испанию. Мне уже тошно от ваших лондонских туманов и вечно пасмурного неба.
– Полагаю, у вашего отъезда имеются куда более серьезные причины, – заметил мой друг.
– На что вы намекаете, мистер Холмс? Хотите что-то сказать, так говорите прямо.
– Мне действительно есть что сказать. Выложим карты на стол. Я считаю, сэр, что вы убийца и на вашей совести смерть трех женщин, чьи тела обнаружили в районе Мейфэр.
Родригес с беззаботным видом уселся в кресло, положил ноги на стол и, взяв нож для писем, принялся чистить им ногти.
– А доказательства, подкрепляющие столь нелепое обвинение, у вас есть? – поинтересовался он.
– То есть вы не отрицаете, что вы убийца? Я это отметил, – прищурился Холмс.
– Ладно, если это вам так важно – отрицаю, – пожал плечами испанец.
– Вы, быть может, не в курсе, – промолвил Холмс, – что, убив свою последнюю жертву, Харриет Перкинс, вы оставили сиротой ее маленькую дочку Эмили.
– Я никого не убивал, мистер Холмс, – невозмутимо отозвался Родригес и усмехнулся: – Кстати, я так и не услышал, как у вас с доказательствами этих вздорных обвинений.
– Зачем вы отпираетесь? – бросился в атаку Холмс. – В руках Скотленд-Ярда орден за военные заслуги, на котором выгравировано ваше имя.
Усмешка исчезла с лица испанца.
– Что вы несете? – сверкнул он глазами.
– Да хватит вам ломать комедию! Ваш орден нашли в комнате одной из жертв.
Испанец вскочил и впился в Холмса взглядом:
– А вы сами его видели?
– Ну конечно, – не моргнув глазом, кивнул Холмс. – Орден сорвала с вас Лиззи Бэнкс, а потом его нашел мужчина, заставший вас на месте преступления.
– Мужчина? – озадаченно переспросил Родригес. Тут до испанца дошло, что он попал в ловушку, расставленную моим другом. – Очень умно, мистер Холмс, – расплылся в улыбке он. – Только что вам все это дает? Я под защитой дипломатического иммунитета и потому неподсуден. Мне не придется отвечать за свои шалости.
– Значит, вы признаетесь в совершении всех этих преступлений?
– А почему бы и нет? – пожал плечами капитан. – Впрочем, разве это преступления? Я скорее считаю их энкуэнтрас де апасионадо – свиданиями страсти.
Жестокость и высокомерие испанца потрясли нас с Холмсом до глубины души.
– Но зачем, во имя всего святого, вам понадобилось убивать женщин? – спросил Холмс.
Родригес неторопливо подошел к камину и повернулся к нам:
– С чего мне ждать, что такой холодный, бесстрастный англичанин, как вы, сможет понять огонь страсти, полыхающий в сердце madrileno[20]? Как вы можете со своей отсталой этикой и высохшей нравственностью познать те вершины экстаза, которых достигает мужчина, доминируя над женщиной?
– И высшая степень подобного доминирования, на ваш взгляд, убийство? – уточнил Холмс.
– Ну конечно! Как же вы не понимаете?! Никто не может доставить женщине такое наслаждение, как я. Ни один из мужчин не сравнится в этом со мной. Коль скоро женщина достигла с вашим покорным слугой этого высочайшего пика экстаза, зачем ей жить после этого дальше? – Пожав плечами, испанец добавил: – Впрочем, какая разница? Все равно жизнь этих девок не стоила и ломаного гроша.
На несколько мгновений мы с Холмсом лишились дара речи.
– Любая человеческая жизнь бесценна, – наконец выдавил я. – За исключением, пожалуй, вашей. Особенно после всех злодейств, что вы совершили.
Мои слова нисколько не тронули Родригеса. Все так же равнодушно он поинтересовался у моего друга:
– Я так полагаю, мистер Холмс, у вас самого дамы нет?
– Ошибаетесь: есть, – ответил Холмс. – И я храню ей верность всю свою жизнь. К сожалению, она слепа.
– Учитывая вашу внешность, оно может и к лучшему, – ухмыльнулся Родригес.
Не обратив внимания на очередную колкость, Холмс продолжил:
– В одной руке у нее меч, а в другой – весы. Мою даму зовут Фемида, богиня правосудия, и я, не жалея сил, служу именно ей. – Великий детектив снял плащ, стянул одну из перчаток, после чего подошел к испанцу и ударил ей его по лицу.
Сперва глаза Родригеса полыхнули от злобы, но потом он улыбнулся:
– Вы дурак, Холмс, и честь обязывает меня дать вам шанс выйти из безнадежного положения, в которое вы себя загнали. Я должен предупредить вас, что прекрасно владею рапирой, шпагой и саблей, а также стреляю без промаха.
– Мне все равно, – пожал плечами Холмс. – Выбирайте оружие.
Я пришел в ужас. Оттащив своего благородного друга в сторону, я прошептал ему на ухо:
– Вы что, с ума сошли?! Дуэли вне закона. Даже если вы возьмете верх, вас отправят за решетку.
– Только так я могу свершить правосудие, – также шепотом ответил мне Холмс. – Убийцу нельзя покарать по закону.
– А что если он победит? – возразил я. – Вы же прекрасно слышали, что он сказал. Он отличный фехтовальщик и стрелок.
– Правда на моей стороне, – покачал головой Холмс. – Если же он все-таки одержит верх, у вас есть пистолет. Застрелите его. Он не должен уйти от ответа.
От одной мысли о том, что мне предстоит, я побледнел:
– Холмс, я клялся беречь и защищать жизни людей, а не наоборот. Вы просите меня совершить убийство.
– Не убийство, Уотсон, а казнь, – твердо возразил Холмс. – Вы сами слышали, Родригес признался в своих преступлениях. Если мы дадим ему уйти, на вашей совести останутся жизни несчастных женщин. В Скотленд-Ярде скажете, что пытались меня спасти. Полиции известно, что он убийца, так что вам нечего опасаться тюрьмы.
Я замолчал, не зная, как еще убдеть Холмса. Нащупав рукоять револьвера в кармане, я содрогнулся при мысли о том, что вот-вот произойдет.
Холмс закатал рукава рубахи и повернулся к Родригесу:
– Ну так что же? Вы выбрали оружие, убийца беззащитных женщин?
– Estupendo![21] – осклабился испанец. – А у вас крепкие нервы, сеньор Холмс. Мне даже немного жаль, что придется вас убить. – Он снял со стены пару сабель и бросил одну оппоненту.
Холмс поймал клинок на лету за эфес и взвесил в руке.
– Прекрасное оружие. Великолепно сбалансировано, – заметил он.
– Лучшая толедская сталь, мистер Холмс, – ответил Родригес.
Испанец оттолкнул ногой в сторону медвежью шкуру, а я сдвинул мебель, освобождая место. Родригес несколько раз рубанул воздух и принялся разминать ноги.
– Ради всего святого, Холмс, умоляю… – предпринял я последнюю попытку остановить безумие.
– Jacta est alea, Уотсон, – улыбнулся мне друг, сжав губы. – Жребий брошен.
