Гастон Леру - Дама в черном
– Он уйдет от нас!.. Он опять уйдет из наших рук!..
Артур Ранс горячился больше всех. Эдит нервно сжимала мою руку, находясь под впечатлением от всего происшедшего. Никто не обращал внимания на даму в черном и Робера Дарзака, которые среди этой бури, казалось, забыли обо всем и не слышали даже стоявшего вокруг них шума. Они не произносили ни слова и смотрели друг на друга, как будто открыв новый мир, — мир, где царствует любовь. Впрочем, они скорее не нашли, а вернули его себе благодаря Рультабию.
Последний отворил дверь в коридор и позвал на помощь слуг. Они прибежали со своими ружьями, но тут нужны были топоры. Дверь выглядела очень прочной и была снабжена толстыми запорами. Папаша Жак принес бревно, которое мы пустили в ход как таран. После долгих усилий дверь начала уступать. Наше беспокойство достигло крайних пределов. Мы боялись, что войдем в комнату, в которой нет ничего, кроме стен и решеток… мы ожидали чего угодно.
Когда дверь начала поддаваться, Рультабий приказал слугам взяться за ружья, но пояснил, что пустить в ход оружие они должны будут только в том случае, если нельзя будет захватить его живым. Затем он надавил на дверь плечом и, когда она упала, первым вошел в комнату.
Мы последовали за ним. Открывшееся нашим взорам зрелище до такой степени поразило нас, что все мы застыли на пороге, спрятавшись за спиной Рультабия. Прежде всего, Ларсан был в комнате! Он не прятался! Отец Рультабия спокойно сидел в кресле посреди комнаты и смотрел на нас своими большими, проницательными глазами, откинувшись головой на спинку и положив руки на ручки кресла. Можно было подумать, что он давал нам аудиенцию и ждал, пока мы начнем излагать свои просьбы. Мне даже показалось, что на губах его играла ироническая усмешка.
Рультабий сделал несколько шагов вперед.
– Ларсан, — проговорил он, — Ларсан, сдаетесь ли вы?..
Но Ларсан не ответил. Тогда Рультабий прикоснулся к его руке и лицу, и мы поняли, что Ларсан мертв. Рультабий указал нам на открытый перстень на пальце Ларсана, в котором, очевидно, хранился какой-нибудь сильнейший яд. Артур Ранс послушал его сердце и объявил, что все кончено. После этого Рультабий попросил всех нас оставить Квадратную башню и забыть о мертвеце.
– Я беру все на себя, — сказал он. — Это лишний труп, и никто не заметит его исчезновения.
Рультабий отдал приказание Уолтеру, переведенное последнему Артуром Рансом:
– Уолтер, вы сейчас же принесете мне мешок, в котором лежал лишний труп!
Потом он сделал жест, которому мы все повиновались и оставили его наедине с трупом отца.
Нам сейчас же пришлось перенести Дарзака, почувствовавшего себя плохо, в гостиную старого Боба. Впрочем, это была лишь минутная слабость, и, открыв глаза, он поприветствовал улыбкой Матильду, склонившую над ним свое прекрасное лицо, на котором отражался страх потерять дорогого супруга в ту самую минуту, когда она обрела его. Он сумел убедить ее, что ему не грозит никакая опасность, и попросил ее удалиться вместе с Эдит.
Когда дамы вышли, мы с Артуром Рансом оказали Дарзаку необходимую помощь. Мы задавались вопросом, как мог человек, которого мы вправе были считать мертвым после всего случившегося, появиться живым и достаточно бодрым из рокового шкафа. Но, раздев Дарзака и сняв бинт, скрывавший рану на груди, мы убедились, что эта рана, по счастливой случайности, не была серьезной, хотя из-за нее он и потерял сознание. Пуля, поразившая Дарзака во время его схватки с Ларсаном, попала в грудную кость, вызвав сильное наружное кровоизлияние, но не нарушив ни одного из жизненно важных органов.
Бывали случаи, когда раненые такого рода прогуливались среди живых уже через несколько часов после того, как те, казалось, присутствовали при их последних минутах. Да и я сам припоминаю случай с одним из моих добрых друзей, журналистом Л., который во время дуэли с музыкантом В. пришел в ужас, думая, что убил своего противника, которому пуля попала в грудь даже раньше, чем он успел выстрелить. И тут вдруг мертвец встал и всадил в ногу моего приятеля пулю, которая едва не повлекла за собой ампутацию и на долгие месяцы задержала его в постели. Что касается самого музыканта, то он уже на следующий день совершал обычную прогулку по бульвару. Как и в случае с Дарзаком, пуля поразила его в грудную кость.
В то время, когда мы заканчивали перевязывать Дарзака, папаша Жак закрыл дверь из коридора в гостиную, и я уже спрашивал себя, что должна означать эта предосторожность, как в коридоре послышались шаги и странный шум, как будто бы тело волокли по полу… И я подумал о Ларсане, о мешке с лишним трупом и о Рультабие!
Оставив мистера Ранса возле Дарзака, я подбежал к окну. Я не ошибся: зловещий кортеж показался во дворе.
Ночь почти уже наступила. Предметы смутно вырисовывались во мраке. Тем не менее я узнал Уолтера, стоявшего на карауле у ворот башни Садовника. Он смотрел в сторону переднего двора, готовый, несомненно, загородить путь всякому, кто захотел бы выйти во двор Карла Смелого…
По направлению к колодцу шли Рультабий и папаша Жак — две тени, склонившиеся над третьей тенью… мешком, в котором не так давно волокли другое тело… Мешок был, по-видимому, тяжелый. Они подняли его на край колодца. Деревянная крышка, обычно закрывавшая колодец, была откинута в сторону. Рультабий вскочил на край и затем погрузился в колодец… Он спускался уверенно, как человек, уже знакомый с этой дорогой. Когда его голова скрылась в колодце, папаша Жак столкнул туда мешок и, наклонившись над краем, некоторое время поддерживал его. Затем он выпрямился и закрыл колодец крышкой, опустив затворы. Они упали с шумом, который заставил меня вспомнить звук, поразивший меня в тот вечер, когда я перед «открытием Австралии» бросился за тенью, внезапно исчезнувшей за дверью Нового замка…
* * *Мне хотелось увидеть… До последней минуты… я хочу видеть, хочу узнать… Слишком многое осталось необъясненным!.. Мне известна только самая важная часть правды, но я не знаю еще всего, или, вернее, мне не хватает чего-то, что объяснило бы мне всю правду…
Я вышел из Квадратной башни и направился в свою комнату в Новом замке. Там я встал у окна, пытаясь что-нибудь разглядеть сквозь мрак, окутывавший море. Ничего. Я напрягал свой слух, но не мог даже расслышать плеска весел по воде.
Вдруг… далеко… очень далеко… во всяком случае мне показалось, что это происходило очень далеко, там, где горизонт сливается с морем, в узкой красной полосе, оставшейся единственным воспоминанием о солнце… В эту узкую красную полосу вступило что-то темное и маленькое. Это была тень лодки, скользившей по воде; вот она остановилась, и в ней поднялась тень Рультабия. Я рассмотрел, я узнал его, как если бы он стоял в десяти метрах от меня… Малейшие его движения вырисовывались фантастически отчетливо на фоне красной полосы… О! Это продолжалось недолго! Он наклонился и сейчас же выпрямился, подняв что-то тяжелое, слившееся с ним в одну темную массу… затем это тяжелое отделилось от него, скользнуло вниз. Тень человека нагнулась над бортом, застыв на несколько мгновений в этой позе, а потом слилась с корпусом лодки, которая снова заскользила по поверхности, пока не вышла из красной полосы. Потом исчезла и красная полоса…
