Уилки Коллинз - Лунный камень
— Дайте-ка мнѣ огня, Бетереджъ, сказалъ онъ. — Можно ли допустить, чтобы человѣкъ, столько лѣтъ занимающійся куреніемъ табаку, какъ я, не открылъ до сихъ поръ на днѣ сигарочницы цѣлой системы обращенія мущинъ съ женщинами? Слѣдите за мной неуклонно, и я докажу вамъ это въдвухъ словахъ. Представьте себѣ, что вы выбираете сигару, закуриваете ее, а она обманываетъ ваши ожиданія. Что вы дѣлаете въ такомъ случаѣ? Вы бросаете ее и берете другую. Теперь замѣтьте примѣненіе этого правила къ женщинамъ! Вы выбираете женщину, стараетесь сблизиться съ ней, а она разбиваетъ ваше сердце. Безумецъ! воспользуйтесь наставленіями вашей сигарочницы. Бросьте ее, и возьмите другую!
Услыхавъ это, я покачалъ головой. Ловко было придумано, нечего сказать; но мой собственный опытъ противорѣчилъ этой системѣ.
— При жизни покойной мистрисъ Бетереджъ, оказалъ я, — мнѣ часто хотѣлось примѣнить къ дѣлу вашу философію, мистеръ Франклинъ. Но, къ сожалѣнію, законъ настаиваетъ на томъ, чтобы разъ выбравъ себѣ сигару, вы докуривали ее до конца, и говоря это, я подмигнулъ ему глазомъ.
Мистеръ Франклинъ расхохотался, и мы оба остались въ игривомъ настроеніи двухъ веселыхъ сверчковъ, до тѣхъ поръ, пока не заговорила въ немъ новая сторона его характера. Въ такой-то бесѣдѣ проводили мы время съ моимъ молодымъ господиномъ въ ожиданіи новостей изъ Фризингалла (между тѣмъ какъ приставъ Коффъ ведъ съ садовникомъ нескончаемые споры о розахъ).
Кабріолетъ вернулся домой цѣлымъ получасомъ ранѣе нежели я ожидалъ. Рѣшившись на время остаться въ домѣ своей сестры, миледи прислала съ грумомъ два письма, изъ которыхъ одно было адресовано къ мистеру Франклину, а другое ко мнѣ.
Я отослалъ письмо мистера Франклина въ библіотеку, куда онъ вторично забрелъ, безцѣльно снуя по дому; свое же прочиталъ у себя въ комнатѣ. При вскрытіи пакета, я выронилъ оттуда банковый билетъ, которыя извѣстилъ меня (прежде нежели я узналъ содержаніе письма), что увольненіе пристава Коффа отъ производства слѣдствія о Лунномъ камнѣ было уже теперь дѣломъ рѣшеннымъ.
Я послалъ сказать приставу, что желаю немедленно переговорить съ нимъ. Онъ явился на мой зовъ изъ оранжереи подъ впечатлѣніемъ своихъ споровъ съ садовникомъ и объявилъ, что мистеръ Бегби не имѣетъ, да никогда и не будетъ имѣть себѣ соперника въупрямствѣ. Я просилъ его позабыть на время эти пустяки и обратить свое вниманіе на дѣло поистинѣ серіозное. Тогда только онъ замѣтилъ письмо, которое я держалъ въ рукахъ.
— А! сказалъ онъ скучающимъ голосомъ: — вы, вѣроятно, получили извѣстіе отъ миледи. Имѣетъ ли оно какое-либо отношеніе ко мнѣ, мистеръ Бетереджъ?
— А вотъ судите сами, мистеръ Коффъ.
Сказавъ это, я принялся (съ возможною выразительностью и скромностью) читать письмо госпожи моей.
«Добрый мой Габріель, прошу васъ передать приставу Коффу, что я исполнила данное ему обѣщаніе по поводу Розанны Сперманъ. Миссъ Вериндеръ торжественно объявила мнѣ, что съ тѣхъ поръ какъ эта несчастная дѣвушка поступила въ домъ нашъ, она ни разу не имѣла съ ней никакихъ тайныхъ разговоривъ. Онѣ даже случайно не встрѣчались въ ту ночь, когда произошла пропажа алмаза, и между ними не было никакихъ сношеній съ четверга утромъ, когда поднялась въ домѣ тревога, и до нынѣшней субботы, когда миссъ Вериндеръ уѣхала послѣ полудня изъ дому. Вотъ что узнала я отъ дочери въ отвѣтъ на мое внезапное и краткое объявленіе ей о самоубійствѣ Розанны Сперманъ.»
Тутъ я остановился, и взглянувъ на пристава Коффа, спросилъ его, что думаетъ онъ объ этой части письма?
— Я только оскорбилъ бы васъ, еслибы высказалъ вамъ мое мнѣніе, отвѣчалъ приставъ. — Продолжайте, мистеръ Бетереджъ, прибавилъ онъ съ самымъ убійственнымъ хладнокровіемъ, — продолжайте.
Когда я вспомнилъ, что этотъ человѣкъ только что имѣлъ дерзость упрекнуть нашего садовника въ упрямствѣ, то мнѣ, признаюсь, захотѣлось, вмѣсто того чтобы продолжать письмо, хорошенько отдѣлать его по-своему. Но наконецъ христіанское смиреніе мое одержало верхъ, и я неуклонно продолжалъ чтеніе письма миледи.
«Обратившись къ чувствамъ миссъ Вериндеръ, такъ, какъ желалъ этого господинъ приставъ, я потомъ заговорила съ ней по внушенію моего собственнаго сердца, что должно было подѣйствовать на нее гораздо сильнѣе. Еще въ то время когда дочь моя не покидала родительскаго крова, я при двухъ различныхъ обстоятельствахъ предостерегала ее, что она подвергнетъ себя самымъ унизительнымъ подозрѣніямъ. Теперь же, я откровенно разказала ей насколько сбылись мои опасенія.
Торжественно увѣривъ меня въ искренности своихъ словъ, дочь мои заявила, вопервыхъ, что у нея нѣтъ никакихъ тайныхъ долговъ; а вовторыхъ, что алмазъ не былъ въ ея рукахъ съ тѣхъ самыхъ поръ, когда, ложась спать во вторникъ ночью, она положила его въ свои индѣйскій шкапикъ; на этомъ и остановилось признаніе моей дочери. Она хранитъ упорное молчаніе, когда я спрашиваю ее, не можетъ ли она разъяснить тайну пропажи алмаза, и плачетъ, когда я прошу ее хоть ради меня оставить свою скрытность. — «Настанетъ время, говоритъ она, когда вы узнаете, почему я остаюсь равнодушна къ обращеннымъ противъ меня подозрѣніямъ, и почему я отказываюсь довѣриться даже вамъ «Поступки мои могутъ только вызвать состраданіе моей матери, но я никогда не заставлю ее краснѣть за меня.» — Вотъ подлинныя слова моей дочери.
«Послѣ всего происшедшаго между мной и приставомъ, я считаю необходимымъ, несмотря на то что онъ человѣкъ совершенно намъ посторонній, сдѣлать ему извѣстнымъ, равно какъ и вамъ, мой добрый Бетереджъ, отвѣтъ миссъ Вериндеръ. Прочтите ему это письмо и передайте ему прилагаемый банковый билетъ. Отказываясь отъ его услугъ, я должна прибавить, что отдаю полную справедливость его уму и честности, хотя я болѣе чѣмъ когда-либо убѣждена, что обстоятельства ввели его въ глубокое заблужденіе относительно этого дѣла».
Тѣмъ и оканчивалось письмо миледи. Прежде нежели передать приставу банковый билетъ, я спросилъ его, не сдѣлаетъ ли онъ какихъ-нибудь замѣчаній по поводу высказанныхъ моею госпожой мнѣній.
— Дѣлать замѣчанія о дѣлѣ, которое мною оставлено, мистеръ Бетереджъ, — не входитъ въ мои обязанности, отвѣчалъ онъ.
— Такъ вѣрите ли вы по крайней мѣрѣ хоть въ эту часть письма миледи? спросилъ я, съ негодованіемъ перебрасывая ему черезъ столъ банковый билетъ.
Приставъ взглянулъ на него и приподнялъ свои мрачныя брови, въ знакъ удивленія къ великодушію моей госпожи.
— Это такая щедрая плата за потраченное мною время, сказалъ онъ, — что и считаю себя въ долгу у миледи. Я запомню стоимость этого билета, мистеръ Бетереджъ, и при случаѣ постараюсь расквитаться.
