Найо Марш - В мишуре и блестках
— Рори… где она сейчас?
— У себя в спальне с полицейским у двери. А что?
— Она… напутана?
— Когда я уходил, она была в ярости. Пыталась меня укусить. К счастью, я был начеку, и ей не удалось повторить свой успех с вазой. — Аллейн взглянул на жену. — Знаю, радость моя, жалеть ты умеешь не хуже Достоевского. — Он обнял ее. — Какая же ты все-таки милая. Несмотря на то что жутко гениальна. До сих пор привыкнуть не могу. За столько-то лет. Странно, не правда ли?
— Она спланировала все заранее?
— Нет, убийство — нет. Оно — импровизация, нечто вроде токкаты. А теперь ей предстоит отыграть фугу.
— Но… вся эта ерунда с ловушками и прочим?
— Стремилась настроить Билл-Тасмана против его домашних душегубов. Она предпочла бы парочку мрачных греков, сбежавших от «черных полковников».
— Бедный Хилари.
— В общем, да. Она и впрямь чудовищное создание. Тем не менее без смягчающих обстоятельств и тут не обошлось. Из судебной практики известно, с них-то часто все и начинается.
— Расскажи.
— Да, с них и начинается, — повторил Аллейн. — Не знаю, когда именно полковник Форестер решил, что обязан вмешаться. Из документов, найденных в том кошмарном сундуке, следует, что она была дочерью Молта и молодой немки, умершей при родах. И что Молт, проявив изрядное мужество, спас жизнь полковнику, покрыв себя славой и уродливыми шрамами. Кроме того, у Молта были средства: сбережения, заработки, жалованье и, прежде всего, кругленькая сумма, унаследованная от отца, владельца табачной лавки. Бедняга полковник чувствовал себя в вечном долгу перед Молтом. А Молт, как многие люди его происхождения, был закоренелым снобом и хотел, чтобы его дочь «воспитывалась как леди». Процесс воспитания должен был организовать полковник. Молт же стал бы наблюдать из оркестровой ямы, незаметный, практически незримый. Так все и случилось, но человек предполагает… Хилари Билл-Тасман встретил Крессиду в доме своих дяди и тети и решил, что она изумительно подходит на роль хозяйки Холбердса, а заодно и дамы его сердца. Она устраивала его по всем пунктам и не в последнюю очередь родовитой фамилией Тоттенхэм.
— Родовитой? — переспросила Трой. — Ах, ну да. Тоттенхэм. Но почему Тоттенхэм?
— Спроси об этом полковника, — ответил Аллейн.
4— Молт был большим почитателем аристократических фамилий, — сказал полковник. — Этим и объясняется его выбор.
— Нам-то было все равно, — вмешалась миссис Форестер. — В конце концов, есть другие имена. Род предлагал назвать ее Болтон или Вулверхэмптон. Но Молт уперся. Она будет Тоттенхэм, и точка.
— Но почему дело дошло до крайних мер? — спросил Аллейн.
— Расскажи ему, Тру, — произнес полковник, печально глядя перед собой.
— Из-за помолвки. Род считал… мы оба считали… что Хилари следует поставить в известность о ложных претензиях невесты на высокородность. Она наврала ему с три короба…
— Секундочку, — перебил Аллейн, — так она знала?
Нет, конечно, нет, В один голос воскликнули Форестеры. Ей было лишь сказано, что родители умерли, а родственников вовсе нет.
— С согласия Молта, — добавил полковник. — Крессида с детства была уверена, что она сирота. Конечно, когда она навещала нас, Молт проводил с ней немало времени.
— Он прямо-таки млел от нее, — снова вмешалась миссис Форестер. — В зоопарк водил.
— Да, — подтвердил ее муж, — читал «Питера Пэна» и все такое. Боюсь, он немного забылся и дал ей понять, что сказки про отца-бедняка имеют к ней непосредственное отношение.
Однако, как выяснилось, Крессида не вняла намекам Молта и сочинила для себя великолепную легенду. Обнаружив, что Хилари помешан на геральдике, она приложила немало усилий, дабы предстать в самом выгодном свете.
— Видите ли, — грустно произнес полковник, — для Хилари такие вещи страшно важны. Она полагала — и, возможно, не без оснований, — что когда он узнает о ее дутом происхождении, то изменит отношение к ней в худшую сторону. Знаю, я виноват, виноват во всем, но, когда она завела об этом разговор, я велел ей выкинуть всякую чушь из головы и, боюсь, сболтнул липшего.
— Он сказал ей, — продолжила его жена, — разумеется, не указывая прямо на Молта, что она происходит из хорошей, но отнюдь не аристократической семьи, наоборот, семья была даже очень простой. И она по отдельным словам, оговоркам догадалась — знаете, она очень сообразительная, — что родилась незаконнорожденной. Род сказал ей, что было бы бесчестно выйти замуж за Хилари, обманывая его. Мол, если Хилари любит ее, правда его не остановит.
— Я… предупредил ее… — начал полковник и осекся.
— …что, если она не скажет Хилари, вы скажете.
Глаза полковника округлились, как блюдца.
— Да. Так оно и было. Откуда вы знаете?
— Догадался, — соврал Аллейн.
Наступило продолжительное молчание.
— А, понятно… — Миссис Форестер метнула косой взгляд на встроенный шкаф.
Полковник беспомощно взмахнул руками.
— Но самое ужасное, — сказал он, — во что я никак не могу заставить себя поверить, это… Как она могла?..
Он встал и подошел к окну. Миссис Форестер хмуро взирала на Аллейна.
— Как она могла нанести удар, принимая Молта за вас? — подсказал Аллейн.
Полковник кивнул.
— Поверьте, сэр, — сказал Аллейн, подходя к нему, — не нужно переживать понапрасну. Она отлично знала, что перед ней Молт. Поверьте.
Полковник уставился на Аллейна.
— Но… Конечно, это приносит некоторое облегчение. Кому не стало бы легче… Но… как же Молт? Мой бедный Молт и ее?.. Нет! — воскликнул он. — Ничего не хочу знать. Не рассказывайте мне ни о чем.
5Но Билл-Тасману Аллейн рассказал.
Он, Хилари и Трой, приглашенная хозяином дома, сидели в кабинете. Полицейские, кроме шофера Аллейна, уехали, забрав с собой Крессиду. Ее отец также покинул Холбердс в фургоне для перевозки трупов.
Погода, словно следуя законам мелодрамы, прояснилась: засияло солнце, снег начал таять.
— Понимаете, она была так красива, — объяснял Хилари, обращаясь к Трой. — Наверное, красота сбила меня с толку. Сомнительные замашки и скучная болтовня пропускались через фильтр, и в результате оставалась лишь необыкновенная привлекательность. Ее выходки казались мне милыми детскими шалостями… Впрочем, откровенно говоря, они меня вообще не волновали. — Он на минуту задумался, а затем уголки рта приподнялись в легкой усмешке, запечатленной на портрете Трой. — Совершенно ужасная история, и, разумеется, я потрясен. Честное слово, потрясен. Но… как я узнал от дяди Прыга и тети Трах, она потчевала меня самыми вздорными выдумками. Я имею в виду имя Тоттенхэм и прочее.