Чарлз Тодд - Красная дверь
— А почему она уехала?
— Все ссорились и хлопали дверьми. Это было после вашего отъезда. Мисс Бриттингем заявила, что с нее довольно, и отправилась домой. Миссис Дженни слегла с головной болью. Так она сказала, но я думаю, это был предлог, чтобы уйти.
— Какие комнаты миссис Теллер чаще использовала для своих личных целей?
— Ей нравилась спальня, где родился мастер Гарри. Комната светлая и уютная, поэтому иногда, когда мистера Теллера не было дома, она спала в ней. И конечно, детская. Она проводила там много времени. Когда два года назад няня уехала и мастер Гарри отправился в местную школу, она сидела с ним там и помогала ему с уроками. Старую комнату няни миссис Дженни превратила в свою гостиную. Она могла отдыхать там и слушать, как Гарри играет, занимается или спит. По ее словам, нежное детское дыхание было самым мирным звуком на свете.
Говоря, Молли продолжала работать, ее руки были заняты приготовлением чая, яиц и тостов.
— Никто не рассказал мне, как умерла миссис Дженни, — сказала она, подняв взгляд.
— Очевидно, от чрезмерной дозы лауданума, — отозвался Ратлидж. — В стакане молока.
— Ну, это все объясняет.
— Что именно?
— Немного молока пролилось прошлой ночью. Кто-то согревал его. Должно быть, миссис Дженни не могла заснуть. Казалось странным, что она оставила пролитое молоко и кастрюлю. Миссис Дженни всегда была аккуратной с такими вещами. Она любила, чтобы в кухне все блестело. Ей нравилось, что еда для Гарри готовится в чистоте. — Молли снова всхлипнула. — Хотите чашку чаю, сэр?
Ратлидж поблагодарил экономку и удалился, не желая мешать ее горю.
Вернувшись в спальню, где лежала Дженни Теллер, он снова окинул взглядом комнату и понял, что имела в виду Молли. Здесь ощущалась теплота, в которой нуждалась женщина в минуты эмоционального напряжения. Комфорт, который отсутствовал в главной спальне.
Ратлидж открывал одну дверь за другой, пока не нашел детскую. Это была большая яркая комната, наполненная детством — начиная от колыбели и до лошади-качалки, деревянного поезда и яхты, которую, должно быть, подарил дядя Эдвин, проектирующий такие вещи. Очевидно, яхта великолепно плавала в пруду. Гарри был аккуратным ребенком — большая часть его игрушек была в хорошем состоянии и не разбросана где попало. Единственному ребенку в семье нечего было беспокоиться, что кто-то отберет его любимую игрушку.
Следующая комната была спальней мальчика с узкой койкой у стены, креслом-качалкой и скамеечкой для ног. Шкаф был полон одежды. Фотографии отсутствовали, и Ратлидж вспомнил, что их не было и в спальне Дженни. Но когда он открыл следующую дверь — бывшую комнату няни в детских апартаментах, — то сразу нашел их.
На сине-розовом ковре застыли игрушки — маленький жираф с зелеными стеклянными глазами, санки с сидящей в них игрушечной собакой и зеленый мяч.
Под окном стояли письменный стол и стул во французском провинциальном стиле, но Ратлиджа заинтересовал круглый столик рядом, покрытый зеленой парчой и заставленный серебряными рамками.
Он пересек комнату, чтобы взглянуть на них.
Ратлидж узнал Дженни и ее сестру Мэри в детском возрасте у моря и у лондонского Тауэра. Пара взрослых, очевидно, была родителями Дженни. Три сына Теллеров стояли рядом с их сидящей сестрой, робко уставясь в камеру. Питер и Уолтер в университете. Эдвин с женой, покидающие церковь после венчания. Сыновья и дочь Теллеров, сидящие перед рождественской елкой в холле этого дома. И более дюжины фотографий маленького мальчика, отмечающие различные стадии его жизни. Ребенок на руках у матери с закрытыми глазами. Идущий держась за материнскую руку, качающийся на лошади, играющий на лужайке с зеленым мячом, который Ратлидж только что видел.
Летопись семейного счастья, где редко фигурировал занятой отец.
Потянувшись к семейной фотографии Теллеров, Ратлидж стал изучать старшего Теллера. Высокий, красивый, ухоженный. Не из тех, кого застанешь воскресным днем с закатанными рукавами подрезающим розы или играющим с сыновьями на лужайке. Лицо было сильным, больше напоминая Уолтера, чем Эдвина или Питера, и чопорным, как если бы улыбка для камеры являлась неприятной обязанностью. Его жена также выглядела сильной, словно разделяя и укрепляя взгляды мужа. Ратлидж понимал, где Летиция черпала силу характера. Бабушка, стоящая рядом с мужем, была высокой и элегантной, с насмешливой улыбкой — единственная в группе, которая выглядела искренней.
Ратлидж позаимствовал у Дженни маленькую фотографию Уолтера Теллера, которую обещал вернуть, так как она ею дорожила.
Достав снимок из кармана, он поставил его среди других рамок, радуясь, что вспомнил об этом.
Его удивило не количество семейных фотографий, не этапы жизни ребенка, которые они запечатлели, а сходство мальчика с единственным фото, стоявшим у кровати Флоренс Теллер в Ланкашире. Несомненно, Тимоти был сыном своего отца и принадлежал к этой семье.
Ратлидж внезапно ощутил острое сострадание к Флоренс Маршалл Теллер.
«Посмотри снова», — посоветовал Хэмиш, когда он собирался обследовать содержимое стола.
Нахмурившись, Ратлидж повиновался. Поначалу казалось, что смотреть не на что.
Он сравнивал Тимми с его кузеном Гарри, но теперь его внимание привлекла фотография сыновей Теллера с их сестрой. На ней Уолтер — самый младший — был примерно в том же возрасте, что Тимми, когда он умер. Почти в теперешнем возрасте Гарри. И когда Ратлидж поставил фотографии рядом, сходство стало настолько поразительным, что он удивился, как не замечал его раньше. Гарри обладал мягкостью матери, уменьшающей жесткие черты Теллеров, но Тимми был воплощением Уолтера в шесть или семь лет, смотрящим в камеру с тем же выражением — смесью робости и теплоты, — с той же постановкой глаз и привычкой наклонять голову. Было заметно семейное сходство с его дядями, но любой, сравнивший эти две фотографии, подумал бы, что Тимми был сыном Уолтера Теллера.
Ратлидж отодвинул стул от письменного стола Дженни и сел. Это не было игрой света, подумал он, поднеся рамки к окну, где тусклый дневной свет мог достичь их.
Уолтер Теллер на фотографии с его братьями больше не выглядел ребенком. Эдвин все еще напоминал себя в юности, но Питер сильно изменился. Война отложила морщины на некогда полном и мягком детском лице. Эдвин, избавленный от войны и миссионерской работы, изменился меньше других.
Сходство не делало Уолтера Теллера отцом Тимми. Но это представляло в иной перспективе то, что Ратлидж считал недвусмысленным.
Вскоре он поставил рамки на прежнее место и бегло обыскал стол Дженни Теллер. Несколько писем, канцелярские принадлежности, конверты, марки и соединенная скрепкой пачка домашних счетов за май.
