Уилки Коллинз - Закон и жена
Пока он говорил, я вышла из комнаты и уже в дверях оглянулась на него. Его изуродованное туловище стояло на одном из опрокинутых стульев, лицо его было обращено к какому-то фантастическому небу, созданному его воображением. Я тихонько вышла в приемную. Пока я проходила через нее, с ним произошла перемена. Я услышала его звонкий крик и прыжки. Он снова начал «Декстерову чехарду» по опрокинутым стульям.
В прихожей меня ждала Ариель.
Подходя к ней, я стала надевать перчатки. Она остановила меня и, взяв мою руку, поднесла ее к своему лицу. Уж не хочет ли она поцеловать ее? Или укусить? Нет, она понюхала ее, как собака, и, опустив ее, хрипло захохотала.
— От вас не пахнет его духами, — сказала она. — Вы не дотрагивались до его бороды, теперь я вам верю. Нужен вам кеб?
— Благодарю вас. Я пройду немного пешком, пока не встречу кеб.
Она хотела быть со мной очень любезной за то, что я не дотрагивалась до его бороды.
— Постойте! — попросила она густым голосом.
— Что такое?
— Я рада теперь, что не сбросила вас в канал.
Она дружески потрепала меня по плечу, но этот легкий толчок чуть не сшиб меня с ног. После этого она опять приняла свой обычный неповоротливый вид и проводила меня до калитки, и я еще несколько минут слышала грубый, хриплый смех. Наконец-то взошла моя звездочка! В один день я овладела доверием Ариели и ее господина!
Глава X. ЗАЩИТА МИСТРИС БЬЮЛИ
Дни, оставшиеся до обеда майора Фиц-Дэвида, были для меня драгоценны.
Долгое свидание с Мизеримусом Декстером расстроило меня гораздо больше, чем я подозревала. Только несколько часов спустя, по возвращении домой, я стала чувствовать, до чего были напряжены мои нервы от всего, что я видела и слышала в этом доме. Я вздрагивала при малейшем шорохе, мне снились страшные сны, я готова была плакать без всякой причины и через минуту сердилась без всякого повода. Я сильно нуждалась в покое и благодаря доброму Бенджамину получила его. Этот любезнейший старик сдерживал свое беспокойство и любопытство и не расспрашивал меня ни о чем. Мы точно безмолвно согласились отложить разговор о моем посещении Мизеримуса Декстера (которое он сильно не одобрял) до тех пор, пока мои физические и моральные силы несколько не окрепнут. Я никого не видела за это время. К Бенджамину в коттедж приезжали мистрис Маколан и майор Фиц-Дэвид, первая для того, чтобы узнать, что произошло между мною и Мизеримусом Декстером, другой для того, чтобы поведать мне новые сплетни о лицах, которые будут у него на обеде. Бенджамин извинился за меня перед ними и избавил меня от приема посетителей. Мы с ним нанимали маленький открытый экипаж и подолгу катались в прелестной местности по цветущим аллеям, расположенным близ северного предместья Лондона. Дома мы сидели вдвоем и мирно толковали о прошедшем или играли в триктрак или домино, и таким образом протекло несколько дней спокойной жизни. Когда наступил день обеда, я была совершенно спокойна и ждала с нетерпением знакомства с леди Клориндой и открытий насчет мистрис Бьюли.
Бенджамин по дороге к майору Фиц-Дэвиду с грустью смотрел на мое разгоревшееся лицо.
— Ах, моя дорогая, — сказал он ласково, — я вижу, вы совсем поправились, вам надоела наша тихая, спокойная жизнь.
Мои воспоминания о лицах и вообще обо всем, происходившем на этом обеде, очень смутны. Мне помнится, что все были очень веселы и обращались друг с другом свободно и фамильярно, как старые друзья. Помню также, что госпожа Мирлифлор превосходила всех красотою своего туалета, а молодая примадонна была еще наряднее, чем в нашу первую встречу, и говорила голосом еще более громким и звонким. Сам же майор то и дело целовал у нас ручки, угощал разными яствами и напитками, беспрестанно объяснялся в любви и открывал между нами сходства, и всегда «в прелестях», и с начала до конца ни разу не изменил своей роли донжуана. Помню также бедного добряка Бенджамина, который совершенно растерялся, забивался по углам, краснел каждый раз, когда к нему обращались с разговорами, пугался госпожи Мирлифлор, был застенчив с леди Клориндой, покорен с майором, страдал от музыки и желал от души поскорее возвратиться домой. Вот все, что у меня осталось в памяти от этого обеда, за одним, впрочем, исключением. Личность леди Клоринды является передо мною так же ясно, точно я ее видела вчера. Что же касается нашего с ней разговора, то я, нимало не преувеличивая, могу сказать, что помню его слово в слово. В ту минуту, когда я пишу, я вижу ее перед собою, слышу ее голос.
Она была одета с той изысканной простотой, которая почти всегда обнаруживает, скольких усилий стоит эта простота. На ней было белое кисейное платье на белом шелковом чехле, без всяких украшений. Ее роскошные каштановые волосы были просто откинуты со лба и уложены на затылке простым узлом. Узенькая белая ленточка охватывала ее шею и была приколота бриллиантовой брошкой. Она была невыразимо прелестна, но красота ее принадлежала к резкому угловатому типу, которым отличаются английские аристократки; нос и подбородок слишком выдавались, большие серые глаза, полные ума и достоинства, были лишены нежности и выразительности. Ее манеры отличались изяществом, спокойным радушием, выражали самоуверенность, которая в Англии служит как бы естественным признаком высшего общественного положения. Судя по ее внешности, вы сказали бы, что она образец аристократки, совершенно лишенной гордыни, и, если б вы вследствие этого убеждения позволили себе малейшую вольность, она заставила бы вас помнить об этом до конца вашей жизни.
Мы с ней сошлись очень скоро. Я была представлена ей как мистрис Вудвиль, по предварительной договоренности Бенджамина с майором. Еще до конца обеда мы стали друзьями. Оставалось только найти предлог, чтобы навести разговор на мистрис Бьюли.
Поздним вечером представился случай. От ужасного, бравурного пения примадонны я удалилась в соседнюю гостиную. Как я надеялась и рассчитывала, леди Клоринда, заметив, что меня нет среди слушателей около фортепиано, через несколько минут пошла меня отыскивать. Она села подле меня, и, к величайшей моей радости, речь коснулась Мизеримуса Декстера. Ей припомнилось что-то сказанное мною о нем во время обеда, когда кто-то произнес его имя, и от него мы незаметно перешли к разговору о мистрис Бьюли. «Наконец-то, — подумала я, — обед майора принесет мне награду за все мои мучения».
О! какая же была награда! Мое сердце трепещет во мне теперь, когда я сижу за бюро, как трепетало в тот незабвенный вечер.
— Так Декстер говорил с вами о мистрис Бьюли! — воскликнула леди Клоринда. — Вы не можете себе представить, до чего это удивляет меня.
