Уолтер Саттертуэйт - Клоунада
Мне показалось, что при слове «дорогой» губы у Ледока дрогнули.
— Да, — сказал я. — Впрочем, у меня на завтра куча дел. Простите, Роза, но мне пора. Вы сможете поймать себе такси?
— Но, дорогой, в этом нет нужды. Я сама только что собиралась предложить уехать. Так что поедем вместе. Я только попрощаюсь с Гертрудой и вернусь.
Ледок посмотрел ей вслед, затем повернулся ко мне.
— Вижу, завтра утром мне не нужно будет покупать лишние круассаны к завтраку.
— Нет, нужно. А заодно немного молока, хорошо?
— Молока? — нахмурился он. — Вы что, собираетесь усыновить грудного младенца?
Я улыбнулся.
— Когда вы думаете вернуться на квартиру?
— Может, через час или два. После того как пообщаюсь с вашей мисс Тернер.
— Я уже буду там.
— Посмотрим.
— А, Бомон. — Это оказалась мисс Стайн. Я немного удивился, увидев ее в вертикальном положении. — Привет, Анри, — сказала она. — Очень рада тебя видеть. — Она снова повернулась ко мне. — Роза сказала, вы уходите. Я бы хотела передать вам вот это. — В руках она держала книгу. — «Нежные бутоны». Вы много чего из нее узнаете. Наверное, это моя самая лучшая книга. По крайней мере, одна из лучших.
— Спасибо, — сказал я и взял книгу. Если я и дальше буду знакомиться с писателями, то вскоре смогу открыть библиотеку с выдачей книг на дом.
— Можно поговорить с вами минутку наедине?
— Конечно. Вы извините нас, господин Ледок?
— Разумеется. Может быть, еще увидимся до вашего отъезда из Парижа.
— Надеюсь.
Ледок улыбнулся как всегда скупо, повернулся и ушел. Я оглядел комнату и увидел мисс Тернер: она снова стояла с мисс Обье. С ними была и Роза Форсайт. Она наклонилась вперед, довольно улыбаясь, и что-то говорила.
— Вот что, Бомон, — сказала мисс Стайн. — Конечно, это не мое дело и в других обстоятельствах я бы промолчала, но я, знаете ли, получила удовольствие от общения с вами, равно как и от беседы с ней. Она мне очень понравилась, и вы мне понравились, поэтому я хочу предложить вам свою помощь.
— Простите? Мы говорим о Розе?
— Нет. Мы говорим не о Розе. Мы говорили о Розе в начале вечера, и, полагаю, я сказала все, что мне хотелось сказать о Розе. Сейчас мы говорим о мисс Джейн Тернер.
— Англичанке?
— Бомон, пожалуйста, не обижайте меня. Вы же знаете, я писательница и в этом качестве наделена даром глубоко проникать в человеческие души. Я видела, как вы смотрели на нее, когда здесь появились, как она смотрела на вас и как вы смотрели друг на друга весь вечер. Совершенно ясно, что вы знакомы. Итак. Позвольте вас спросить. Мисс Тернер в беде?
— Нет, — сказал я. — Пока нет. Но все может статься, если еще кто-нибудь догадается, что я ее знаю.
— От меня они ничего не узнают. Даю слово. К тому же я сомневаюсь, чтобы сегодня еще кто-то заметил то, что заметила я. Видите ли, здесь совсем немного таких же проницательных людей, как я.
— Точно.
— Сейчас я больше не хочу ничего об этом знать, но в будущем я бы не возражала против подробного объяснения.
— Как только смогу, я непременно вам все расскажу.
— Отлично. Итак. Могу я как-то помочь вам или ей?
— Не думаю. Но все равно спасибо, мисс Стайн.
— Пожалуйста. Когда прочтете книгу, не забудьте сказать, понравилось вам или нет. Вы собираетесь в субботу на вечеринку к Эжени, в Шартр? Мы могли бы ее там и обсудить.
— Нет. Простите. Я туда не собираюсь.
— Ну, завтра утром я буду дома, и если вы пожелаете рассказать мне о своем впечатлении по телефону…
— Ладно. Если я к тому времени ее дочитаю, то дам вам знать.
— Тогда всего хорошего.
— Всего хорошего.
Она медленно повернулась и медленно пошла сквозь толпу, напомнив мне океанский лайнер среди рыбацких суденышек. С другой стороны ко мне приближалась Роза. Проходя мимо мисс Стайн, она наклонила голову и что-то быстро и весело ей сказала. Мисс Стайн медленно кивнула. Роза порхнула ко мне, кутаясь в шаль, — лицо ее сияло.
— Пойдемте, дорогой?
В такси Роза крепко держала меня за руку и без конца болтала о Пабло и Хуане, о Кей и Бобе и о других, а я сидел, произносил невнятные звуки, соглашаясь с нею, и смотрел на город в окно со своей стороны. Но когда мы свернули на улицу Лилль, я вдруг ощутил, что в ее голосе что-то изменилось.
Я взглянул на нее. Она, как и раньше, все еще что-то болтала, но при смутном свете проносившихся мимо фонарей я заметил две полоски от слез — они текли по ее щекам, оставляя за собой длинный влажный след туши.
— Роза, — сказал я. И тут ее голос прервался, перейдя в рыдание, почти в кашель, она наклонилась вперед, прижав сжатые в кулаки руки к лицу, которое спрятала в коленях.
Плечи ее судорожно поднимались и опускались. Когда она заговорила, голос ее уже звучал приглушенно.
— Мне его не хватает, — сказала она, и ее плечи снова задрожали. — Мне его так не хватает…
Я протянул руку и положил ладонь ей на спину. Роза резко вскинула голову и прижалась ко мне. Грудью я чувствовал, как дрожало ее хрупкое, точно у маленького ребенка, тело. Через некоторое время она слегка приподняла голову и несколько раз судорожно вдохнула, пытаясь взять себя в руки. Но не справилась и снова содрогнулась от резких, сухих рыданий.
Мы уже подъехали к дому 27. Водитель остановил машину и ждал. Он ничего не имел против того, чтобы подождать. Счетчик работал исправно.
Роза судорожно втянула в себя воздух.
— Он всегда был рядом, — сказала она, уткнувшись мне в шею. — Я могла оглянуться из любого конца комнаты, и он всегда стоял рядом. И когда, — она еще раз глубоко вздохнула, — и когда он видел, что я на него смотрю, он улыбался. У него была такая чудесная улыбка. — Она снова зарыдала и прижалась ко мне.
Несколько минут я гладил ее хрупкую Спину. Постепенно рыдания затихали. Наконец она шмыгнула носом и отпрянула от моей груди. И отвернула от меня лицо.
— Извините, дорогой, — сказала она и, не поворачиваясь, раскрыла сумочку и принялась в ней рыться. Снова шмыгнула носом. Нашла платок, высморкалась, вытерла сначала один глаз, потом другой. — Я, наверное, ужасно выгляжу.
Роза повернулась ко мне. Тушь все еще была размазана по щекам.
— Но я просто не смогу заняться с вами любовью, дорогой. Я знаю, вы решите, что я коварная обманщица, если вспомнить, как я вела себя весь вечер. Я, правда, хотела. И так этого ждала. Думала, это мне поможет — поможет не думать о Дикки. Но теперь знаю, не поможет. Ничего не поможет. Я никогда не перестану о нем думать.
Она посмотрела вниз, потом подняла глаза на меня.
