Элизабет Джордж - Прах к праху
Квартира Гая Моллисона находилась в Чайна-силк-уорф, шестиэтажном светло-коричневом кирпичном здании, стоявшем у пересечения Гарнет-стрит и Уоппинг-уолл. В качестве местного цербера выступал консьерж, который, когда подъехали Лин-ли и Хейверс, не слишком бдительно нес службу, усевшись перед маленьким телевизором в крохотной каморке с кирпичным полом у запертого входа на верфь.
— Моллисон? — спросил он, когда Линли позвонил, предъявил удостоверение и сказал, к кому идет. — Ждите здесь, вы оба. Поняли? — Он указал место на полу и удалился в свою каморку с карточкой Линли в руке. Там он ткнул в несколько кнопок на телефонном аппарате под веселый рев телевизионной аудитории, забавлявшейся видом четырех участников соревнования, которые ползли по толстым трубам, заполненным каким-то красным желе. Он вернулся с удостоверением и вилкой, на которую был насажен, похоже, кусочек заливного угря — легкая вечерняя закуска.
— Четыре семнадцать, — сказал консьерж. — Четвертый этаж. Налево от лифта. И не забудьте отметиться у меня, когда будете уходить. Поняли?
Он кивнул, отправил угря в рот и пропустил их. Однако его пояснения оказались излишними. Когда двери лифта раскрылись на четвертом этаже, капитан английской команды ждал их в коридоре. Он стоял, небрежно прислонившись к стене напротив лифта и сунув сжатые в кулаки руки в карманы мятых льняных брюк.
Линли узнал Моллисона по его фирменной черте: дважды сломанному в крикетных баталиях носу с вдавленной и так и не выправленной переносицей. Лицо у него обветрилось от пребывания на солнце, на глубоких залысинах проступила россыпь веснушек. Под левым глазом красовался синяк размером с крикетный мяч — или даже кулак, — и синяк этот по краям уже начал желтеть.
Моллисон протянул руку со словами:
— Инспектор Линли? Мейдстоунская полиция сообщила, что попросила у Скотленд-Ярда подмоги. Как я понимаю, вы и есть эта помощь?
Линли пожал ему руку. Моллисон ответил крепким рукопожатием.
— Да, — ответил Линли и представил сержанта Хейверс. — Бы связывались с полицией Мейдстоуна?
Моллисон кивнул сержанту Хейверс, одновременно отвечая:
— Я с прошлой ночи пытался добиться от полиции какой-то ясности, но вы умеете уходить от ответов, не так ли?
— Какого рода информация вас интересует?
— Я бы хотел узнать, что случилось. Кен не курил, так откуда эта чушь о загоревшемся кресле и сигарете? И как в течение двенадцати часов загоревшееся кресло и сигарета могли превратиться в «предполагаемое убийство»? — Моллисон снова прислонился к беленой кирпичной стене. — Честно говоря, у меня, наверное, просто реакция: до сих пор не могу поверить в его смерть. Ведь только в среду вечером я с ним разговаривал. Мы поболтали. Распрощались. Все было замечательно. И вот такое.
— Об этом телефонном звонке мы и хотели с вами поговорить.
— Вы знаете, что мы разговаривали? — У Молли-сона вытянулось лицо. Потом он заметно расслабился. — О, Мириам. Конечно. Она сняла трубку. Я забыл. — Он снова сунул руки в карманы и поудобнее прислонился к стене, словно собирался надолго здесь задержаться. — Что я могу вам рассказать? — Он с бесхитростным видом переводил взгляд с Линли на Хейверс, как будто в том, что их встреча протекала в коридоре, не было ничего необычного.
— Мы можем войти в вашу квартиру? — спросил Линли.
— Это не очень-то удобно, — сказал Моллисон. — Мне бы хотелось уладить это дело здесь, если можно.
— Почему?
Он кивнул в сторону квартиры и сказал, понизив голос:
— Из-за моей жены, Эллисон. Мне бы не хотелось лишний раз ее волновать. Она на восьмом месяце и неважно себя чувствует. Все так зыбко.
— Она знала Кеннета Флеминга?
— Кена? Нет. Ну, разговаривала с ним, да. Они иногда болтали, если встречались на вечеринках и разных мероприятиях.
— Тогда, я полагаю, его смерть не произвела на нее шокового впечатления?
—Нет. Нет. Ничего подобного. — Моллисон улыбнулся и тихонько стукнулся головой о стену в порыве самоуничижения. — Я паникер, инспектор. Это наш первый. Мальчик. Не хочу никаких неожиданностей.
— Мы постараемся об этом не забыть, — любезно проговорил Линли. — И если ваша жена не располагает сведениями о смерти Флеминга, которыми хотела бы поделиться с нами, ей вообще нет необходимости оставаться в комнате.
Губы Моллисона дернулись, словно он хотел сказать что-то еще. Он оттолкнулся от стены.
— Ну что ж, ладно. Идемте. Но не забывайте о ее состоянии, хорошо?
Он провел их по коридору к третьей двери, за которой оказалась громадная комната с окнами в дубовых рамах и видом на реку.
— Элли? — позвал Моллисон, идя по березовым половицам к дивану и креслам, составлявшим уголок-гостиную. Одна стена в этой комнате представляла собой стеклянную дверь, за которой открывалась старинная дощатая пристань, на которую когда-то выгружали привезенные на склад товары. Он предложил полицейским сесть и снова окликнул жену.
— Я в спальне, — ответил женский голос. — Ты закончил с ними?
— Не совсем, — сказал Моллисон. — Закрой дверь, милая, чтобы мы тебя не беспокоили..
В ответ они услышали шаги, но вместо того, чтобы закрыться, Эллисон вошла в комнату с пачкой бумаг в руке, другой рукой она держалась за поясницу. Живот у нее был огромный, но вопреки словам мужа, больной она не казалась. Более того, ее, видимо, застали в разгар работы — очки сдвинуты на макушку, авторучка прицеплена к вырезу халата.
— Заканчивай свою сводку, — сказал муж. — Ты нам здесь не нужна. — И бросил встревоженный взгляд на Линли: — Не нужна?
Не успел Линли ответить, как Эллисон сказала:
— Чепуха, прекрати обращаться со мной как с больной, Гай. Очень бы тебя просила. — Она положила бумаги на стеклянный обеденный стол, размещавшийся между уголком-гостиной и кухней, сняла очки и отцепила ручку. — Хотите чего-нибудь? — спросила она у Линли и Хейверс. — Может быть, кофе?
— Элли. Господи! Ты же знаешь, что тебе нельзя… Она вздохнула.
— Сама я и не собиралась пить. Моллисон состроил гримасу:
— Извини, не хотел. Как же я буду рад, когда все закончится.
— Ты не одинок в своем желании. — И Эллисон повторила свой вопрос, обращаясь к Линли и Хейверс.
— Мне воды, пожалуйста, — сказала Хейверс.
— Мне — ничего, — ответил Линли.
— Гай?
Моллисон попросил пива и проследил за женой взглядом. Она вернулась с банкой «Хайнекена» и стаканом воды, в котором плавали два кусочка льда. Поставив напитки на кофейный столик, она опустилась в кресло. Линли и Хейверс сели на диван.
Не обращая внимания на пиво, которое он попросил, Моллисон остался стоять.
