Джон Карр - Убийство арабских ночей
Я не случайно остановился на этих трех пунктах из перечня Попкинса. Вместе с отчетом инспектора Каррузерса они дали основания для предположений, которые ведут к убедительным доказательствам против убийцы. Если хотите, можете просмотреть весь список, но на все остальные вопросы получены исчерпывающие ответы. По мере того как история расширялась, один фактор подчеркивался с особой убедительностью, и сэр Герберт уже коснулся его: кто бы ни совершил убийство, оно не могло быть делом рук Мириам Уэйд.
Взять, например, пятый и шестой пункты: почему она вернулась в музей после убийства и почему, позвонив Гарриет, говорила искаженным голосом? Вернулась она потому, что уехала раньше, чем все остальные. Будучи очень расстроенной, она, чтобы успокоиться, покружила по городу, а вернувшись и поставив машину на привычное место, увидела свет в окнах музея. Так что она предположила, что все остальные еще не ушли. Как указал сэр Герберт, ее поведение, когда был обнаружен труп, — она заторопилась звонить подруге и изменила голос, чтобы поговорить только с ней об их общем секрете, — было нехарактерно для женщины, виновной в убийстве. Но значение самого важного факта, вытекающего из этих двух пунктов, похоже, от всех ускользнуло. Интересно, Фелл, видите ли вы сейчас, насколько он важен? А факт таков: у мисс Мириам был ключ от задних ворот музея.
Обдумайте его, пока я кончаю свое вступление. Он столь же неоспорим, как мое тихое воскресенье в Кройдоне. Ибо с утра понедельника эти непонятные события начали набирать темп.
Когда в девять утра я пришел в свой офис, мне было доложено, что меня ждет Гарриет Кирктон, которая заявила, что должна поговорить со мной.
Глава 19
ЧЕЛОВЕК, КОТОРЫЙ УКРАЛ КИНЖАЛ
Погода продолжала оставаться сырой и дождливой, и в моем кабинете горел камин. Стены офиса, выкрашенные коричневой клеевой краской, никогда не вызывали подъема духа — и тем более в такой день, когда окна сочились дождем. Я оставил девушку ждать на стуле перед кабинетом, пока просматривал утреннюю корреспонденцию. Включил еще одну настольную лампу. Я никогда не верил в глупые приемы, что, например, свет должен бить человеку в лицо, но всегда старался расположить свидетеля так, чтобы он сидел чуть ниже хозяина кабинета. Обычно, когда гостю приходилось смотреть снизу вверх, это оказывало соответствующее положительное воздействие. Затем я приглашал посетителя.
Пока Гарриет Кирктон старалась приступить к разговору, я внимательно рассматривал ее. Каррузерс был совершенно прав, сказав, что у нее было лицо Просыпающейся Души или как у пасхального ангелочка, но глуповатым назвать его было нельзя ни в коем случае. Мне показалось, что в мелочах эта девушка может быть легкомысленной, но, сталкиваясь с серьезными проблемами, ведет себя очень продуманно. У нее стройная, спортивная фигура — такие вам знакомы, чем-то ее линии напоминали гончую; на переносице было несколько веснушек и самые большие выразительные голубые глаза, которые я когда-либо видел. На ней были плащ и влажная фетровая шляпка, из-под которой выбивались светлые локоны. Она сидела, наклонившись вперед и время от времени постукивая кулачком по краю стола. Когда женщина нервничает, она не сглатывает судорогу в горле и не заикается; заметить ее состояние можно только по напряженному взгляду и легкому подрагиванию голоса, когда, завязывая разговор, она от одной несущественной темы переходит к другой. Но поскольку мисс Гарриет испытывала предельное напряжение, то сразу же перешла к делу. Глаза ее блестели и искрились.
— Я должна была увидеть вас, — сказала она.
Я покатал карандаш по крышке блокнота и вежливо-вопросительно отозвался:
— Да?
— И я пришла ради Мириам, — продолжила она, не сводя с меня больших глаз. — Она себя не очень хорошо чувствует и не может выходить из дому. Мистер Хэдли… я хотела бы выяснить, что вы знаете. Подождите! — Она вскинула руку, хотя я ровно ничего не сказал. — Я знаю, в полиции не полагается задавать такие вопросы, но тут особое дело, и вы должны сказать мне…
— Да?
— Значит, так. Я знаю, что в документах ничего нет об этом… этом деле. Но вчера позвонила какая-то жуткая баба по фамилии Рейли и заявила, что хочет поговорить с Мириам о чем-то важном, касающемся «Р. П.». Вроде у нее остались какие-то… вещи, чемоданы или что-то такое. — Она остановилась. Говорила она тихим быстрым голосом, не отрывая взгляда от края стола, но при слове «вещи» поперхнулась, словно рыбной косточкой. — Кроме того, она сказала, что разговаривала с заместителем комиссара и тот обо всем знает. Вы понимаете, о чем я говорю, мистер Хэдли?
— Да, понимаю.
— Так вот, можно ли положить этому конец? — с силой вскричала она, хотя продолжала отводить взгляд. — Можно ли положить конец? Возможно ли это? Только ради бога, не говорите, что нас и дальше будут мучить!
В такой ситуации начинаешь чувствовать себя чертовски неудобно. На ее щеках зардел яркий клюквенный румянец, хотя вообще-то она была покрыта восковой бледностью. Ей не мешало бы немного поправиться. Ей нужно больше спать, меньше пить, но уже утром она пропустила несколько порций виски.
— Никто не собирается преследовать вас, мисс Кирктон, — сказал я. — Послушайте меня. Я буду с вами совершенно откровенен. Все мы люди. Как и вы, мы не испытываем склонности к скандалам. Но нравятся они нам или нет, мы обязаны найти убийцу, и вот в чем сложность: почти доподлинно известно, что убийство совершено непосредственно из-за мисс Уэйд… или из-за вас.
Медленно переведя дыхание, она застыла на месте.
— Значит, вы тоже знаете об этом, — не столько спросила, сколько сообщила она, обращаясь к краю стола.
— Минутку, мисс Кирктон. Вы понимаете, что не обязаны сообщать мне что-либо, если на то нет вашего желания. В данный момент нам тоже не нужно общественное внимание — оно будет только мешать расследованию, пока мы не выдвинем обвинение против кого-нибудь. Но тогда это станет неизбежно, пусть даже у нас не будет достаточно доказательств для ареста. Только не стоит возлагать на это большие надежды. К сожалению, выводы делает коронер. Многие из них сотрудничают с нами, играют в наши игры и помогают замалчивать вещи, которые мы пока не хотим выносить на поверхность. Однако кое-кто из них — сущие идиоты, которые предпочитают действовать строго официально; им нравится быть в свете рампы, и поэтому они копают все, что только могут, пусть даже это идет во вред следствию. И вам не повезло: Виллертон, который ведет это дело, — один из таких. Я могу только предупредить вас об этом.
