Татьяна Рябинина - Иудино племя
- Ну да, конечно! – кивнула головой Света. – Теперь я вспомнила. Это дядя Паша, Димин отец, его научил. Давным давно, Конрад еще совсем щенком был. Он, Конрад, я имею в виду, а не дядя Паша, очень скучал, когда бабушка уезжала, и всегда выл. Тогда тетя Настя еще была жива, и они с дядей Пашей какое-то время жили на даче. Вот он и начал Конрада подкармливать всякими вкусностями, когда тот выл, и давал команду «Пой!». Мы еще так смеялись, когда Конрад научился выть по команде. Но ведь прошло лет десять, не меньше. Как же он не забыл до сих пор, а?
- Бывает, - пожал плечами Никита. – Если собака хорошая, она всю жизнь команды помнит, которым ее в детстве научили. Даже если много лет прошло. У нас была на заставе овчарка Лада, ее один боец научил по команде «Кури!» вытаскивать зубами сигарету из пачки. Потом он дембельнулся, собака осталась. Когда она стала старая, ее один прапор себе забрал. Я уже в другом месте служил, а на ту заставу по делу приехал, зашел к Михалычу в гости. Сидим, водочку пьем, он мне пачку протягивает: «Кури!». Вдруг Ладка вылезает из-под стола, пачку у него выхватывает, достает сигарету и сидит с ней в зубах, как будто ждет, когда ей прикурить дадут. Михалыч так и упал – он бойца этого не застал и не знал, что Ладка такой фокус умеет делать. Так что тут как раз ничего странного нет. Странно другое. Кто же это Конраду командовал петь на бабушкином юбилее? Алексей был вместе с нами в доме. Да и все остальные тоже. Хотя… - Никита взволнованно заходил по комнату взад-вперед, едва не отдавив Конраду лапу. – Он ведь прекрасно мог записать команду, к примеру, на диктофон и спрятать его рядом с будкой. Или в будке.
- А кто его включил, по-твоему? – Света присела на диван рядом с Машей, которая смотрела на них восторженно блестящими глазами. Она уже вытащила из сумки пакет с мармеладом и поедала зеленого зайца.
- Может, дистанционно, есть такие, с пультиком. Но скорее всего, просто рассчитал, сколько на кассете надо пустого места оставить.
- Тогда он мог и колокольный звон на кассету записать. Помнишь, он очень тихо звучал, за ветром едва слышно было.
Никита посмотрел на Машу, которая даже рот от внимания приоткрыла, забыв про мармелад, и потащил Свету на кухню. Девочка протестующе завопила, Конрад тоже недовольно заворчал, но на них просто не обратили внимания.
- Знаешь что получается? – Света села на табуретку и начала расстегивать полусапожки. – Что Маринка с ним заодно.
- Почему?
- А откуда, по-твоему, он узнал, что Конрад умеет «петь» по команде? Кто ему мог сказать?
- Да кто угодно, - возразил Никита. – Как ты себе это представляешь? Приходит себе Леша домой и говорит: так и так, дорогая жена, твоя невестка - или кем там она ей приходится? - от меня немножечко забеременела, надо ее убрать по-тихому, чтобы не мешалась.
- Вот уж не знаю, Кит, но кто угодно ему сказать не мог. Потому что этот кто угодно сразу бы обо всем вспомнил, как только Конрад завыл.
- Та же самая Марина ему могла об этом просто так рассказать. Давным давно. Равно как и семейную легенду о колоколах, свечах и умирающих потаскухах. А он мог запомнить и использовать. Ладно, не суть важно. Главное, становится поменьше мистики. Ты же знаешь, не люблю я это. Свечи еще…
Света в задумчивости кусала ноготь, что-то вспоминая.
- Я могу ошибиться, - неуверенно начала она, морща лоб. – У бабушки была такая книжка, атеистическая. Не помню, как называется, толстая, в оранжевом переплете. Дедушка ее потом выкинул, а бабушка страшно ругалась, потому что положила в нее сто рублей. Так вот, я ее как-то в детстве листала, и там было что-то про огонь, который на Пасху сам зажигается в Иерусалиме.
- Не на саму Пасху, а в Великую Субботу, - поправил Никита. – Это называется Благодатный Огонь, он каждый год сходит в часовню Гроба Господня по молитвам православного патриарха. Представляю, что об этом было написано в вашей оранжевой атеистической книжке.
- Там было написано, что фитили свечей мажут каким-то особым фосфором, и они сами загораются.
- Вот глупость-то! – оскорбился за Благодатный Огонь Никита. – Хотя… Не такая уж и глупость. Нет, про Благодатный Огонь – глупость, а вообще… Белый фосфор реагирует с кислородом воздуха и действительно загорается. Только вот он загорается почти мгновенно. А вот если сверху покрыть чем-нибудь летучим, что будет постепенно испаряться, тогда да, свечи могут загореться в нужный момент вроде как сами. Надо только рассчитать скорость испарения.
- Знаешь, для этого надо быть изрядным химиком. Чтобы так точно рассчитать время. Ведь свечи должны были гореть в тот момент, когда кто-то зайдет в пустую, запертую часовню.
- На самом деле, все не так сложно, - возразил Никита. – Такие свечи горят не меньше часа, а то и больше. Изрядный запас времени. Наверно, труднее было скоординировать все вместе: свечи, погасшее электричество, кассету с записью. Не забудь еще про свечу на чердаке, она тоже горела. Меня только удивляет, зачем так сложно. Просто шизофрения какая-то. Ведь чем сложнее, тем легче проколоться.
- Ну, есть такие люди, - Света начала выкладывать покупки на стол. – Им интересен сам процесс.
- Вот я и говорю, шизофрения. Ладно, как бы там ни было, а от этих догадок никакой пользы. Свечи давно сгорели, диктофон мы все равно не найдем, а то, что Конрад «поет» по команде, - так это ничего не доказывает. Нет, надо что-то посолиднее найти.
- Ты опять? – Света с досады так швырнула пакет с пшеном, что он порвался, крупа ручейком потекла на пол. – Кит, брось ты это, я тебя прошу! Ну чего ты добьешься? Тебе мало еще? Ладно, если только тебе шею свернут, но про нас с Машкой ты хоть немного думаешь?
Нельзя сказать, чтобы Никите очень понравилась сентенция «ладно, если только тебе шею свернут», но все же он Свету понимал, поэтому решил не обижаться. Тем более, она была права. Ну, на девяносто девять и девять десятых. Правда, оставалась еще одна десятая, которая просто не давала плюнуть и забыть. И что же это такое? Упрямство или наоборот – здравый смысл? Но ведь похищение Маши не связано с Алексеем, все дело в Евгении. В какой противный клубок все сплелось.
* * *
- Эй, мужик, дай закурить!
Алексей вздрогнул и обернулся.
Во дворе, как всегда, было темно, хоть глаз коли. Фонари традиционно не горели. Еще не совсем облетевшие кроны деревьев, посаженных по периметру, скрывали окна первых этажей, а света с верхних не хватало, чтобы как следует осмотреться. С превеликим трудом он разглядел стоящую у подъезда машину нездешних очертаний. Внутри, за опущенным стеклом, угадывалось нечто темное. И, между прочим, виднелся огонек сигареты.
