Марвин Кей - Секретный архив Шерлока Холмса
Прежде чем мы смогли их остановить, две женщины прошли мимо нашей преданной домохозяйки: высокая стройная леди в модном утреннем костюме из голубого бархата и низкорослая полноватая женщина в столь же элегантном, но менее ярком платье. Обе носили модные в то время большие шляпы с вуалями, скрывающими лица. Однако взгляд Шерлока Холмса проник сквозь вуали, и он поклонился высокой леди.
— Доброе утро, ваша светлость.
Женщина подняла вуаль, открыв тонкие черты, которыми были полны все иллюстрированные газеты годом раньше, в период ее бракосочетания с герцогом Мальборо. Другая женщина пожала плечами и также подняла вуаль.
— Я ведь говорила вам, Консуэло, что он может все определить с первого взгляда, — сказала она с безошибочным американским акцентом.
Я узнал леди Рэндольф Черчилль, известную в лондонском высшем обществе как Дженни. Ее фотографии, как и фотографии герцогини, часто появлялись в прессе.
Ее светлость обернулась к Холмсу.
— Неужели меня так легко узнать? — застенчиво спросила она.
Холмс скривил губы, сдерживая самодовольную улыбку.
— Если вы хотели сохранить анонимность, ваша светлость, вам не следовало носить с собой носовой платок с гербом Мальборо, вроде того, который я вижу в вашем ридикюле.
— Понятно. — Герцогиня огляделась вокруг. — Могу я сесть?
— Мы собирались уезжать… — начал Холмс, но я быстро придвинул молодой герцогине стул. Она выглядела близкой к обмороку, — не знаю, от усталости или от страха.
— Это очень важно, — настаивала леди Рэндольф с видом человека, привыкшего к беспрекословному повиновению. — У Консуэло… у ее светлости похитили драгоценности.
Холмс принял излюбленную позу, прислонившись к камину.
— Вот как? Кража со взломом?
— Нет-нет! Это произошло, когда Мальборо и меня в прошлом месяце пригласили на охоту в Сэндрингем. На вокзале из толпы выскочил какой-то человек, схватил мою шкатулку с драгоценностями и скрылся. Полиция не смогла найти его, и я подумала… — Герцогиня не договорила и посмотрела на Холмса. Даже сидя, она сохраняла благородную осанку женщины, которую с детства готовили к высокому положению в обществе. Холмс нахмурился.
— Даже не взлом, — пробормотал он. — Вульгарная кража. В данном случае, ваша светлость, я должен уступить место Скотланд-Ярду. Они, а не я, специалисты по мелким кражам.
— По мелким кражам! — воскликнула леди Рэндольф. — Эти драгоценности стоили несколько тысяч фунтов!
Холмс не сводил взгляд с лица молодой герцогини.
— Для вас, ваша светлость, это сущая безделица. Состояние Вандербильта, несомненно, обеспечит вам компенсацию.
Тут я вспомнил, что герцогиню Мальборо до замужества звали мисс Консуэло Вандербильт и что она дочь американского мультимиллионера Ее брак в течение нескольких месяцев служит темой грязных сплетен и домыслов в клубах.
Герцогиня грациозно поднялась.
— Пойдем, Дженни. Сожалею, что побеспокоила вас, мистер Холмс. Всего хорошего. — Она неуверенно шагнула к двери, но остановилась и слегка нахмурилась. — Ваше лицо кажется мне знакомым, мистер Холмс. Мы встречались раньше?
Холмс остался неподвижным, как изваяние.
— Это весьма маловероятно, — медленно ответил он. — Если такое произошло, ваша светлость, то очень давно и в иной жизни.
Герцогиня покачала головой, опустила вуаль и вышла. Леди Рэндольф с неодобрением смотрела на моего друга.
— Рэндольф был о вас очень высокого мнения, мистер Холмс. Он говорил, что вы можете абсолютно все. У него есть свои недостатки, но он редко ошибается в людях. Я бы не стала убеждать Консуэло прийти сюда, если бы не была уверена, что вы в состоянии ей помочь.
— В данном случае, леди Рэндольф, — отозвался Холмс, — я рекомендую понаблюдать за ломбардами и скупщиками краденого. Если бы речь шла о взломе, я мог бы оказаться вам полезен, но сейчас… — Он пожал плечами.
Вскинув голову, леди Рэндольф Черчилль последовала за молодой племянницей своего мужа на Бейкер-стрит. Холмс наблюдал из окна, как отъезжала их карета.
— Пошли, Уотсон, — сказал он, — а то опоздаем на поезд. Наша птичка может упорхнуть, и нам снова придется расставлять ловушки.
К счастью, мы быстро раздобыли кэб и поспели к поезду за несколько секунд до отхода. Сев в вагон и отдышавшись, я задал Холмсу вопрос, который не давал мне покоя во время беседы с посетительницами.
— Холмс, — нехотя начал я, так как мне было неловко делать выговор моему другу, — вы были почти грубым с герцогиней. Неужели вы не могли подать ей хоть какую-то надежду? Я понимаю, что сейчас мы заняты и не можем ей помочь, но…
Холмс поднял руку.
— Знаю, Уотсон. Я был с ней чертовски резок. Она ведь почти ребенок — ей едва исполнилось двадцать — и не отвечает за грехи своего семейства, но у меня есть причины избегать Вандербильтов и всего, что с ними связано. Кажется, я упоминал вам о деле Вандербильта и медвежатника?
— Я видел такое название в вашей картотеке, — признал я.
— Его не отнесешь к моим удачам, Уотсон. Рассказ о нем поможет скоротать время, пока мы доберемся до Сассекса, но я должен просить вас не сообщать об этой истории никому. Это вопрос личной чести.
Я был заинтригован и охотно обещал ограничиться краткими записками для моего архива. Холмс достал трубку, набил ее табаком, зажег и откинулся назад, устраиваясь поудобнее, прежде чем приступить к рассказу.
— Разумеется, я говорил вам, Уотсон, — начал Холмс, — что провел молодость в поисках какого-нибудь занятия, которое соответствовало бы моим талантам. Я окончил университет и не знал, куда податься, когда случайная встреча привела меня к кратковременной карьере актера. Я играл в пьесах Шекспира — Кассия в «Юлии Цезаре» и Меркуцио в «Ромео и Джульетте», но скромно признаю моим величайшим успехом Мальволир в «Двенадцатой ночи». В этой роли я выступал в Нью-Йорке в сезоне тысяча семьсот семьдесят девятого — тысяча семьсот восьмидесятого годов и как раз в тот период столкнулся с Вандербильтом и медвежатником.
Я выступал под nom de théâtre[58] Уильям Эскотт, и именно так меня называла молодая женщина, игравшая Марию, — мисс Маргарет Магилл, очень красивая миниатюрная ирландка и одаренная комедийная актриса. Позднее она обрела широкую известность в Соединенных Штатах. Это был ее дебют, в котором она имела огромный успех. Уборная мисс Магилл всегда была полна цветов, а поклонники поджидали ее в артистическом фойе после каждого спектакля.
Следовало ожидать, что у столь очаровательной молодой женщины не будет никаких неприятностей, но однажды вечером в середине января я заметил, что с ней что-то не так. Во время представления «Двенадцатой ночи» она пропускала реплики и забывала текст. Так как моя удача в роли Мальволио в значительной степени зависела от ее яркого и оживленного выступления в роли Марии, я почувствовал необходимость спросить ее, в чем дело, надеясь исправить положение перед следующим спектаклем. Поэтому я заглянул в ее уборную, и осведомился:
