Чарльз Тодд - Хладнокровное предательство
— Нет, мне совершенно все равно, кто он такой, пусть даже готтентот! Зато моему отцу было не все равно. Он пригрозил, что отречется от меня, если я пойду на мезальянс… так он воспринял наш брак! Разумеется, я ему не поверила. — На глаза Веры навернулись слезы. — У меня даже приданого не было! Родители не позволили мне ничего взять из дому, кроме одежды, которая была на мне.
— Как жестоко с их стороны!
— Правда? А я часто думаю, не я ли оказалась жестокой… когда ослушалась их.
Сменив тему, Ратлидж спросил:
— Вы хорошо ладили с мисс Фрейзер после того, как она сюда приехала?
— Элизабет все любят. Я ей завидую. Даже Гарри любит ее — по-своему. В Египте Гарри очень изменился… Мне кажется, очутившись совсем рядом с Палестиной, он невольно осознал, чего лишился. Он писал мне длинные письма о том, как ему хочется поехать в Иерусалим. Я не находила в себе сил отвечать ему… Меня охватывал настоящий ужас при мысли о том, что Палестина отнимет его у меня! — Она отложила книгу и встала. — Я могла бы отбить его у другой женщины. Но против его прошлого я бессильна. Я все время надеялась, что Лоуренс Аравийский[1], о котором пишут во всех газетах, добьется, чтобы арабы захватили всю Палестину, а евреев выкинули оттуда. Только так я могла бы выиграть битву за душу Гарри.
Глава 26
Когда миссис Камминс направилась к выходу, Ратлидж встал. Он не знал, верить ли всему, что она рассказала. А может, многолетнее пьянство затуманило ее память?
Хэмиш заметил: «Ее можно пожалеть».
— Те, кто приносят большие жертвы во имя любви, часто потом всю жизнь жалеют о них, — сказал Ратлидж, думая о Джин, а Хэмиш привел ему в пример Фиону Макдоналд: «Она-то ни разу не пожалела, что любила меня».
Ратлидж посмотрел на огонь. Он устал от чужих горя и боли. Он сам еще не до конца исцелился, ему не под силу взваливать на себя еще и чужие страдания.
«Как, как мне найти убийцу?! — думал он. — По-моему, я и пальцем не коснулся правды. Похоже, я разучился разбираться в людях и видеть их ясно. Никак не могу нащупать нить, которая приведет меня к ответу».
Ему показалось, что голос шотландца заполнил всю комнату: «Сначала ты должен найти разгадку…»
Запершись после ухода Ратлиджа, Мэгги немного постояла, прислонившись спиной к холодным доскам и давая отдых больной ноге.
— Ну чистый цирк! — буркнула она себе под нос. Взгляд ее упал на резиновые сапоги у двери. Потом она подняла голову и увидела мальчика. Он стоял у дальней стены, напряженный, испуганный. — Что ж, от него мы избавились. Но, раз к нам повадилось ходить столько народу, наверное, отныне лучше кормить овец после темноты. Не стоит привлекать к себе лишнее внимание!
Она сняла пальто, повесила его на крюк, вбитый в стену, со вздохом облегчения села в кресло, прислонилась головой к спинке и задумчиво уставилась в потолок.
— Если бы я знала, чего ты боишься, я бы лучше к тебе относилась.
Мальчик ничего не ответил.
Мэгги указала на стол:
— Там есть перо и бумага. Я могу и дальше разговаривать сама с собой, если тебе так больше нравится. Но мой отец, упокой господь его душу, всегда учил: если взглянуть в лицо чудовищу под кроватью, у тебя появится сила одержать над ним верх.
Мальчик как будто не понимал, что она говорит. С трудом встав, Мэгги проковыляла к столу, села на стул, нашла в стопке разнообразных документов лист чистой бумаги. Взяла карандаш и несколько минут сосредоточенно рисовала.
Мальчик подошел поближе, чтобы лучше видеть, чем она занимается, хотя она нарочно передвинула стул так, чтобы он не мог этого видеть. Довольная результатом своего труда, она отложила карандаш и встала.
— Вот что больше всего пугало меня в твоем возрасте. Теперь я немного отдохну. Нога болит чертовски! Должно быть, к перемене погоды!
Она ушла к себе в комнату, закрыла дверь и села на кровать. Мальчик подкрался к столу взглянуть, что она нарисовала, и застыл на месте, словно завороженный.
На черном фоне — пятно еще более густой черноты в форме громадной, широкоплечей человеческой фигуры, заслонявшей все вокруг. Страшная фигура нависла над узкой детской кроваткой в самой угрожающей позе. Рисунок был выполнен грубо, но доходчиво, резкие карандашные штрихи словно оживляли детские воспоминания.
Под рисунком Мэгги нацарапала: «Горный человек».
В школе мистер Блэкуэлл часто рассказывал о великане, который живет в пастушьей хижине в горах, а ночью прокрадывается в городок, чтобы отведать человечины. То была старинная норвежская легенда, привезенная в Англию первыми поселенцами края. С течением времени она вросла в местный фольклор, а Горный человек превратился в страшилку для непослушных детей.
«Если не будешь слушаться матери, тебя унесет Горный человек. Подожди, и увидишь…»
«Если не вернешься домой до темноты…»
«Если не будешь молиться на ночь…»
Мистер Блэкуэлл называл легенду суеверной чушью, но многие мальчишки потихоньку скрещивали пальцы, не желая злить Горного человека. Он казался детям реальнее самого дьявола, потому что обитал ближе к дому. Учитель Блэкуэлл еще говорил, что в Горном человеке многое заимствовано из «Беовульфа», но такого названия мальчик не знал. Он думал, что Беовульфом зовут другого великана, который живет в соседней долине.
Он был здесь чужаком, не знал местных легенд, и Горный человек так и остался для него страшной сказкой, от которой мурашки бегут по спине.
Разглядывая рисунок Мэгги, он едва заметно улыбнулся. А потом перевернул его и некоторое время разглядывал чистый лист. Потом взял карандаш и дрожащими пальцами нарисовал свою картинку. Рисунок он поспешно сунул в середину лежащей на столе груды.
После того как мальчик лег спать, Мэгги долго рылась в бумагах и наконец нашла нужный лист. Ее передернуло, когда она увидела отчетливый рисунок виселицы с болтающейся петлей.
Поверхностный обыск на кухне не принес никаких результатов. Ратлидж нашел то, что искал, в хлеву.
Корова, которую доила соседка, пока Гарри Камминса не было, на миг отвела голову от кормушки с сеном и посмотрела на него ласковыми карими глазами. Выходя, он заговорил с ней, но она продолжала безмятежно жевать жвачку.
Выйдя из гостиницы, Ратлидж поехал на ферму Элкоттов. Он увидел во дворе возок Пола, но на кухню не пошел. Обойдя дом, поднялся на парадное крыльцо. Стараясь ступать как можно тише, прошел в комнату Джоша Робинсона. Все больше хмурясь, тщательно перебрал вещи мальчика. Одежда, обувь, носки, пояса, крикетная бита и мяч…
