Агата Кристи - Два романа об отравителях
— И вы полагаете, что поэтому он и погиб?
— Да. — Профессор повернулся на своем стуле. — Скажите мне, инспектор, разумный вы человек? Человек, который в своих поступках руководствуется умом, а не эмоциями? — Он улыбнулся. — Еще одну минутку, пожалуйста. Разрешите мне объяснить смысл такого вопроса. При всем уважении, которое внушает мне наш друг Боствик, мне кажется, что в этом деле он до сих пор проявил себя не слишком удачно.
Выражение лица майора Кроу стало холодным и жестким.
— Старший инспектор, — медленно проговорил он, — лишь выполнял свой долг…
— Да бросьте вы! — без тени обиды воскликнул профессор. — Разумеется, выполнял. Господи, все мы стараемся его выполнять! Только выполнять свой долг вовсе не означает обязательно приближаться к истине, — иногда это значит нечто прямо противоположное. Я не хочу сказать, что существует полицейский заговор против Марджори Вилс. Я знаю, что это не так, хотя плачевным результатом оказалось то, что племянница моего друга не может выйти на улицу, не рискуя, что какой — нибудь мальчишка швырнет ей в лицо комок грязи. Какие реальные усилия были предприняты для того, чтобы разрешить проблему этих отравленных конфет? В какой форме планировалось дойти до сути этого дела? Что это за преступление? Для чего были отравлены конфеты в лавочке миссис Терри?
Профессор стукнул кулаком по спинке стула.
— Старший инспектор Боствик, — продолжал он, — придерживается очаровательного и крайне успокоительного мнения, что от сумасшедшего можно ожидать чего угодно — и делу конец. А чтобы поддержать свое обвинение против Марджори, он ссылается на аналогичный (хорошенькая, черт побери, аналогия!) случай Кристины Эдмундс.
Майор Кроу молчал, и профессор заговорил снова.
— Аналогичный? Трудно найти два случая, которые больше отличались бы в единственном пункте, который здесь важен: в мотиве. Кристина Эдмундс была, если хотите, сумасшедшей, но ее движущий мотив был не менее разумен, чем у большинства убийц. Эта девушка в 1871 году влюбилась в Брайтоне в одного медика, не отвечавшего ей взаимностью. Сначала она попыталась — безуспешно — отравить стрихнином жену этого врача. Попытка была раскрыта, но врач не обратился в полицию, а лишь запретил девушке появляться у него в доме. Дошедшая до безумия женщина решила доказать, что она невиновна, что в городе действует отравитель, который может быть кем угодно, но только не мисс Кристиной Эдмундс. Вот тогда ей и пришла в голову идея с отравленными конфетами. Хорошо, где же здесь аналогия? Разве с Марджори было что — либо подобное? Ради бога, где у нее мотив? Скорее уж напротив: ее жених, приехав в Содбери Кросс и услышав здешние разговоры, чуть было с перепугу не кинулся наутек.
К этому моменту лицо профессора так раскраснелось, и он так бурно жестикулировал, что напоминал взбешенного ангелочка. Сейчас он коротко рассмеялся и немного успокоился.
— Не обращайте на меня внимания, — сказал он, — вы ведь здесь для того, чтобы задавать вопросы.
— Мисс Вилс была раньше помолвлена? — неожиданно спросил Эллиот.
— Почему вы об этом спрашиваете?
— А все — таки — была или нет?
Вновь Инграм бросил на него быстрый, не поддающийся расшифровке взгляд.
— Нет; насколько я знаю, нет. Мне кажется, что Вилбур Эммет любил и продолжает любить ее. Однако, его багровый нос и полное, прошу прощения, отсутствие привлекательности не дали ему шансов, хотя он и получил одобрение Марка. Надеюсь, что это, разумеется, останется между нами.
В разговор вмешался майор Кроу.
— Мне рассказывали, что Чесни, — заметил он безразличным тоном, — старался отбить у возможных претендентов на руку его племянницы охоту посещать его дом.
Профессор чуть замялся.
— В каком — то смысле это верно. Он говорил, что эти мартовские коты как он их называл, действуют ему на нервы. Не то, чтобы он прямо им отказывал, но…
— Любопытно, — проговорил майор, — почему этот человек, с которым Марджори познакомилась за границей, так легко получил одобрение Чесни?
— Вы хотите сказать… — резко сказал профессор, — хотите сказать что Чесни сейчас был бы непрочь избавиться от него?
— Этого я не говорил.
— Не говорили? Ко всем чертям, друг мой! Во всем этом деле вы полностью заблуждаетесь. Чесни нравился этот молодой Хардинг. Парень он с будущим, да и почтение, с которым он всегда относился к Марку, тоже сделало свое дело. К тому же, чего ради мы обсуждаем все это? Хоть мы и не знаем многого, — лицо профессора вновь налилось кровью, — в одном можно быть уверенным абсолютно — Марджори не имеет никакого отношения к убийству своего дяди.
В атмосфере комнаты вновь как будто что — то изменились. Инициативу взял в свои руки Эллиот.
— Вам известно, сэр, что обо всем этом думает мисс Вилс?
— Что же она думает?
— Она считает, что кто — то оглушил мистера Эммета, сыграл его роль и внес в нее только одно изменение — подменил безобиднейшую капсулу отравленной.
Инграм с любопытством посмотрел на инспектора.
— Что ж, это кажется наиболее правдоподобным объяснением, не так ли?
— Отсюда следует вывод, что кто — то подслушал, как мистер Чесни и Эммет разрабатывали здесь после обеда план спектакля. Кто — то находившийся за дверью или в саду. Так ведь?
— Ага! Понимаю, что вы хотите сказать, — пробормотал профессор.
На мгновенье на его лице появилась легкая улыбка. Он сидел, наклонившись вперед, опустив сжатые кулаки на колени и раскинув локти, словно крылья. На лице его было то чуть глуповатое выражение, которое нередко появляется у умных людей, когда они сосредоточивают свои мысли на том, чтобы упорядочить и связать известные им факты. Затем он снова улыбнулся.
— Понимаю, — повторил он. — Разрешите мне вместо вас задать ваши вопросы инспектору. — Он сделал рукой жест, напоминающий пассы гипнотизера. — Вашим следующим вопросом будет: «Где вы были с четверти десятого до полуночи?» и еще: «Где были Марджори и Джордж Хардинг между четвертью десятого и полуночью?» Вы, однако, пойдете и дальше: «Где находились все, когда разыгрывался спектакль?» Ведь важно именно это. «И мог ли кто — то из вас, зрителей, выскользнуть в темноте и сыграть роль загадочного пугала в цилиндре?» Вот что вы хотели бы знать, не так ли?
Майор Кроу прищурился.
— Именно так.
— Вопрос поставлен честно, — с удовлетворением сказал профессор. — И заслуживает честного ответа. Вот он: я готов присягнуть перед любым судом мира, что никто из нас не покидал эту комнату во время спектакля.
— Гм! Вам не кажется, что это слишком обязывающее заявление?
