Уилки Коллинз - Закон и жена
Несмотря на всю мою отважность, я не решилась отвечать искренне на этот прямой вопрос. Его лицо довольно ясно говорило мне, чтобы я была осторожна, пока не поздно.
— Я одно могу сказать вам, — произнесла я, — что я должна вернуться к тяжелому для вас предмету, а именно — к процессу моего мужа.
— Продолжайте, — произнес он угрюмо и отрывисто, — я в вашем распоряжении, как мученик на костре. Разводите огонь, разводите сильнее.
— Я женщина несведущая и могу ошибаться, — продолжала я. — Но в деле моего мужа есть много неясного. Защита, по моему мнению, допустила большую ошибку.
— Большую ошибку? — повторил он. — Странно слышать это, по крайней мере от вас, мистрис Валерия.
Он старался говорить легко, равнодушно, выпил немного вина, но я заметила, что произвела впечатление. Рука его дрожала, когда он подносил кубок к губам.
— Я не сомневаюсь, что первая жена Юстаса просила его купить мышьяк, — продолжала я. — Не сомневаюсь, что она употребляла его тайком для исправления цвета лица, но я не верю, что она умерла от слишком большой дозы, принятой ею по ошибке.
Он так порывисто, такой нетвердой рукой поставил кубок на стол, что расплескал почти все вино. На минуту глаза его встретились с моими, но затем он опустил их вниз.
— От чего же, по вашему мнению, она умерла? — спросил он таким тихим голосом, что я едва расслышала его.
— От руки отравителя, — отвечала я.
Он сделал движение, точно вдруг хотел вскочить с кресла, но тотчас же опустился, поддавшись, как видно, внезапной слабости.
— Но не моего мужа, — поспешно прибавила я. — Вы знаете, что я уверена в его невиновности.
Он вздрогнул, руки его судорожно схватились за ручки кресла.
— Кто же отравил ее? — прошептал он, в совершенном изнеможении вдавливаясь в кресло.
В эту решающую минуту мужество изменило мне. Я боялась назвать ему имя того, кого я подозревала.
— Вы разве не догадываетесь? — спросила я.
Наступило молчание. Он, казалось, следил за ходом собственных мыслей, но это продолжалось недолго. Он вдруг приподнялся в своем кресле. Слабость, им овладевшая, вдруг исчезла. Глаза его возвратили свой дикий блеск, щеки горели более прежнего, руки больше не дрожали. Неужели он понял, почему я интересовалась мистрис Бьюли, и догадался о моих подозрениях? Неужели?
— Отвечайте мне правду! — закричал он. — Не пытайтесь обмануть меня. Это женщина?
— Да.
— Какая первая буква ее имени. Не одна ли из первых трех в алфавите?
— Да.
— Б?
— Да.
— Бьюли?
— Бьюли.
Он поднял руки над головой и разразился неистовым хохотом.
— Наконец я дожил до того, что нашел человека, который смотрит на дело так же, как я. Жестокая мистрис Валерия! Зачем же вы так долго мучили меня? Почему не сказали мне этого сразу?
— Что? — вскричала я, как бы заражаясь его волнением. — Не была ли ваша идея моей идеей? Неужели вы тоже подозревали мистрис Бьюли?
— Подозревал? — повторил он презрительно. — Здесь не может быть и тени сомнения: мистрис Бьюли отравила ее.
Глава IX. ОБВИНЕНИЕ МИСТРИС БЬЮЛИ
Я задрожала с головы до ног и взглянула на Мизеримуса Декстера. Я была слишком взволнована и не в состоянии вымолвить ни слова.
Я не была готова к такому твердому убеждению, которое чувствовалось в его тоне. Самое большее, чего я ожидала, это то, что он, так же как и я, подозревает мистрис Бьюли. А теперь я услышала из собственных его уст без малейшего колебания слова: «Здесь не может быть и тени сомнения, мистрис Бьюли отравила ее».
— Садитесь, — сказал он спокойно. — Чего вы испугались? Никто не слышит нас в этой комнате.
Я села и пришла несколько в себя.
— Вы никогда никому не говорили то, что сказали мне? — Был первый мой вопрос.
— Никогда, и никто не подозревал ее.
— Ни один из адвокатов?
— Ни один. Нет законных улик против мистрис Бьюли. Нет ничего, кроме нравственного убеждения.
— По всему думается, вы нашли бы улики, если б постарались.
Он рассмеялся при этих словах.
— Взгляните на меня! — сказал он. — Как человеку, прикованному к креслу, разыскивать доказательства? Кроме того, немало препятствий явилось бы мне на пути. Я не люблю выдавать своих мыслей, я человек осторожный, хотя вы, может быть, этого и не заметили. Но я не мог скрыть своей страшной ненависти к мистрис Бьюли. Если глаза могут выдавать тайные мысли, то она должна была прочитать в моих глазах, что я от души желал бы видеть ее в руках палача. С начала до конца эта мистрис Борджиа-Бьюли остерегалась меня. Могу ли я описать ее хитрость и коварство? Невозможно найти выражений для выполнения этой задачи. Попробую объяснить вам на некоторых примерах. Я достаточно хитер, дьявол сравнительно хитрее, мистрис Бьюли в превосходной степени хитра. Нет, нет. Если она будет когда-либо разоблачена, то сделает это не мужчина, а женщина, которую она не подозревает; женщина, которая будет подстерегать ее с терпением тигрицы, до изнеможения…
— Скажите, женщина, подобная мне! — прервала его я. — Я готова попытаться.
Глаза его засверкали, уста приоткрылись в злорадной улыбке и показали испорченные зубы. Он бешено забарабанил обеими руками по ручкам кресла.
— Вы действительно решились на это? — спросил он.
— Поставьте меня в положение, подобное вашему, — ответила я. — Сообщите мне ваше нравственное убеждение (как вы это называете), и тогда вы увидите.
— Я все сделаю! — вскричал он. — Только скажите мне одну вещь: каким образом дошли вы до этого подозрения.
Я употребила все силы своего ума на то, чтоб изложить перед ним различные элементы из судебных показаний, возбудившие во мне подозрения, и указывала как на главный факт на исчезновение мистрис Бьюли в то время, когда Христина Ормсей оставила одну мистрис Юстас Маколан (что сиделка показала под присягой).
— Вы на это обратили внимание! — радовался Декстер. — Вы дивная женщина! Куда она ходила утром в день смерти мистрис Маколан? И где находилась она ночью? Я могу только вам сказать, где ее не было. Ее не было в ее комнате.
— Не было в ее комнате, — повторила я. — А вы уверены в том?
— Я уверен во всем, что рассказывал о мистрис Бьюли. Заметьте это и теперь слушайте! Это целая драма, а я мастер рассказывать драматические истории. Вы сами сейчас будете в состоянии судить об этом. Действие происходит двадцатого октября в Гленинче в коридоре, называемом коридором гостей. С одной стороны окна выходят в сад, с другой — находятся четыре спальни и при них уборные. Первую от лестницы спальню занимала мистрис Бьюли, вторая была пустая. Третью занимал Мизеримус Декстер, четвертая опять-таки пустая. Вот место действия. Одиннадцать часов вечера. Декстер в своей комнате читает. Входит Юстас Маколан и говорит ему: «Друг мой, пожалуйста, не шумите сегодня ночью и не стучите своим креслом по коридору». Декстер спросил: «Почему»? Юстас отвечал: «Мистрис Бьюли обедала у друзей своих в Эдинбурге и вернулась чрезвычайно утомленной, она уже удалилась в свою комнату». Декстер спросил с насмешкой: «А как она выглядит, когда бывает очень утомлена? Она так же прекрасна, как и всегда?» На это Маколан отвечал ему: «Не знаю, я не видал ее, она прошла наверх молча». Третий вопрос Декстера, вполне логичный на этот раз: «Если она ни с кем не говорила, то откуда вы знаете, что она утомлена?» Юстас подал мне листок бумажки и отвечал: «Не стройте из себя дурака. Я нашел эту записку на столе. Не забудьте, о чем я просил вас. Покойной ночи». С этими словами Юстас ушел. Декстер взглянул на записку и прочел следующие строки, написанные карандашом: «Только что вернулась, извините, пожалуйста, что, не повидавшись ни с кем, удаляюсь к себе в комнату. Я страшно утомлена. Елена». Декстер, от природы характера очень подозрительного, сейчас же заподозрил мистрис Бьюли. Теперь не время объяснять его причины. Он рассуждал так: «Утомленная женщина никогда не вздумает писать записку. Ей гораздо удобнее было бы, проходя мимо гостиной, лично извиниться. Тут, должно быть, что-нибудь другое. Я нынешнюю ночь проведу в кресле». Прекрасно! Но сначала Декстер отворил дверь, тихонько выехал на своем кресле в коридор, закрыл двери двух пустых спален и возвратился в свою комнату. «Теперь, — сказал про себя Декстер, — если я услышу, что отворяется дверь в этой части дома, то буду знать, что это дверь мистрис Бьюли». После этого он притворяет свою дверь, оставляет маленькое отверстие, потом гасит огонь и караулит у этой щели, как кошка мышь. Ему нужно видеть коридор, в котором всю ночь горит лампа. Пробило двенадцать. Он слышит, как все двери внизу затворяются и запираются. Вот и половина первого, во всем доме тихо как в могиле. Час, два, все то же. Половина третьего, наконец что-то случилось. Декстер слышит в коридоре какой-то шум, похожий на скрип дверной ручки, то может быть только у двери мистрис Бьюли. Декстер тихонько спускается со своего кресла и на руках пробирается к двери; здесь, растянувшись на полу, он смотрит в щель и прислушивается. Он слышит, как дверь снова скрипит, и видит, как темная фигура мелькнула мимо него; он высунул голову из двери, и так как он лежит на полу, то его никто не замечает. Кого же он увидел? Мистрис Бьюли! Вот она идет по коридору в своем темном плаще, который она обыкновенно надевает, когда выезжает. Она в одну минуту исчезла за дверью четвертой спальни, повернув направо в другой коридор, так называемый Южный. Какие комнаты находятся в Южном коридоре? Их там три: первая — маленький кабинет, о котором упоминала сиделка в своем показании; вторая — спальня мистрис Юстас Маколан; третья — спальня ее мужа. Что нужно мистрис Бьюли, так сильно утомившейся, в этой части дома и в такое время, в половине третьего утра? Декстер, рискуя быть замеченным, решается продолжать свои наблюдения за нею. Вы знаете, как он передвигается с места на место без своего кресла. Видели вы, как несчастный урод прыгает на руках? Он, пожалуй, покажет вам, как он это делает, прежде чем продолжать свою историю.
