Джон Харви - Грубая обработка
— Помните, что я должник? Когда и где?
— В семь? Семь тридцать?
— Трудно. Вы не сможете где-нибудь в районе девяти?
— Вы еще бываете в «Партридже»?
«Нет, с тех пор когда я был там с Рашель», — подумал Резник.
— Хорошо. Но только в девять часов.
Харрисон не возражал. Резник держал в голове четкий список тех, кому еще должен позвонить: Скелтон, Ленни Лоренс, Том Паркер, Норман Манн… Еще, пожалуй, Грэхем Миллингтон. Он набирал первый номер, когда через стекло двери заметил странное выражение лица Линн Келлог.
— Я не знала, сэр.
— Конечно, нет. Откуда вам было знать?
— Даже вообразить себе не могла.
— Естественно. — Она сидела, уперев локти в колени, опустив голову и положив лицо на ладони, и, что было на нее не похоже, не смотрела на него. — Если бы вы и знали…
Она покачала головой.
— Ее отец…
— Его здесь нет, сэр. Нет в здании. Я не знаю…
— Значит, нет.
Инспектор встал, обошел стол. В дверях появился Нейлор с кофе. Резник жестом показал ему, что сейчас это не требуется.
— Вы хорошо поработали…
— Нет!
— Вы для этого там и находились?
— Но это было не то, понимаете? Я должна была смотреть за организованными преступными группами. А здесь девушка, почти ребенок. Я просто зря потеряла время.
— Линн…
— Да. — Она посмотрела на него, ее щеки стали еще краснее, чем обычно. — Да, сэр?
— Она внизу?
Линн кивнула.
— Я не знала, следует ли послать за ее матерью или нет. Суперинтендант…
— Я пойду вниз. — Резник открыл дверь кабинета. — С вами все в порядке?
— Спасибо, сэр. Все нормально.
— Напишете рапорт?
— Хорошо, сэр.
— Нейлор принес кофе, пейте его.
Он вышел, оставив ее уставившейся в график дежурств, вывешенный над его столом. Прежде чем выйти из комнаты, он махнул Нейлору, чтобы тот отнес кофе в кабинет.
Он не видел Кейт с тех пор, как ей было тринадцать лет. А после этого — только на фотографии, стоявшей на столе суперинтенданта. Сегодня он ожидал увидеть ее более зрелой, гораздо старше, но лицо, которое поднялось, чтобы посмотреть на него из-за белой рубашки сержанта охраны, было таким же молодым, какое он помнил. Хотя оно было другим. Ее глаза покраснели, щеки распухли от слез.
— Привет, Кейт.
Она прищурилась на него: еще один полицейский…
— Вы, очевидно, не помните меня…
— Нет.
— Пойдемте наверх. — Пожав плечами, она встала. — Все в порядке, — бросил он сержанту.
— Пожалуйста.
— Вы ведете меня к папе? — спросила Кейт, поднимаясь по лестнице.
— Пока нет, — ответил Резник. — Потом, когда он вернется, вы его увидите.
— Он еще не знает?
— Нет. Полагаю, что нет.
— Он убьет меня, не правда ли?
Резник улыбнулся.
— Сомневаюсь.
На лестничной площадке он спросил:
— Не хотите ли чашечку чая или кофе?
Она покачала головой.
— Тогда просто посидите и посмотрите, а я выпью кофе.
Они сели в столовой. Кейт смягчилась и взяла чашку чая.
Она положила так много сахара, что не могла размешать его, не пролив через края, причем капли попали и на ее джемпер. Но она, кажется, этого даже не заметила.
— У вас нет сигареты?
Резник покачал головой. «Одобрял ли отец, что девочка курила», — подумал он, потом сообразил, как глупо было сейчас, после того, что случилось, даже в голову взять такое.
После двадцати или что-то в этом роде минут тяжелого молчания и отрывочного разговора, причем поддерживал его в основном Резник, в дверях показалась Линн, которая помахала ему, дав понять, что вернулся Скелтон.
Резник постучал и вошел, а Линн осталась снаружи вместе с Кейт. Скелтон повесил пиджак на вешалку за дверью и не успел еще дойти до своего стола.
— Чарли, у вас что-нибудь ко мне?
Не последовало никакого ответа. На лице Резника было написано беспокойство. Это уже насторожило Скелтона. Он задвинул обратно стул и остался на ногах.
— Не крутите, Чарли, говорите прямо.
— Это касается вашей дочери, сэр, Кейт. Она…
— С ней все в порядке?
— Она за дверью.
Скелтон двинулся к двери, но остановился около Резника. Они смотрели друг другу в глаза, и Резник первым отвел взгляд в сторону.
— Она попала в беду?
— Да, сэр. Она… детектив Келлог была на дежурстве в торговом центре. Кейт…
— Боже! — вздохнул Скелтон. — Ее поймали? Она воровала вещи в магазине?
— Да.
— Она здесь?
— За дверью.
— Боже, Чарли. — Пальцы Скелтона легли на плечо Резника. Жизнь, казалось, уходила из его глаз. Он повернулся и пошел к столу. От его пружинящей походки не осталось и следа, его плечи, всегда прямые, сгорбились.
— Это все бесспорно?
— Она призналась.
— Понятно.
— Были и другие случаи. Кажется… кажется, это продолжалось уже довольно долго.
Скелтону приходилось иметь дело с подобными происшествиями. Родители обычно не сразу понимали, о чем идет речь. А когда наконец до них доходило, первая реакция бывала очень резкой: «Я убью этого маленького ублюдка! Что теперь его ожидает?» Сначала были воинственность, злоба, затем слезы. «Мой Терри, он в клубе для молодежи, я знаю. Моя Трейси…»
А теперь «моя Кейт».
Скелтон не произнес ни слова. Сидел, стараясь не смотреть на семейные фотографии, стоявшие на столе.
— Вы хотите ее видеть, сэр? До того, как ее допросят?
— Хорошо, Чарли. — Он выглядел, как человек, получивший удар топором по голове. — Только дайте мне пару минут, ладно? Затем пусть детектив Келлог приведет ее.
Резник кивнул и двинулся к двери. Этот путь показался ему очень долгим, и он все время ждал, что суперинтендант окликнет его, попросит вернуться, скажет еще что-либо, хотя он и не знал — что. Но ничего не случилось Резник открыл дверь, вышел и закрыл ее за собой.
— Через пару минут, — сказал он Линн.
— Слушаюсь, сэр.
Когда он посмотрел на Кейт, она отвернулась.
28
Грэхем Миллингтон был в приподнятом настроении. Его жена согласилась пропустить вечерние классы, одна из соседок обещала присмотреть за детишками, а у них были билеты в «Королевский Центр», третий ряд, середина. Выступала Петула Кларк. Что же касается Миллингтона, можно собрать вместе всех — Элейн Пейджес, Барбару Диксон и даже Шерли Бассейз — и все равно они не могут сравниться с Петулой. Боже! Она выступает так долго, что он не может вспомнить, с какого времени точно, и одно это уже восхищало Грэхема в певице. Ее голос звучал прекрасно. Но не только. Она, конечно, не выглядела как молоденький паж ни сейчас, ни когда-либо раньше, но все, что она имела, было ее собственное. Никаких подтяжек или подрезания кожи, никакой трансплантации гормональных желез. Ей пятьдесят, и как выглядит! Непостижимо!