Эллери Куин - Трагедия Зет. Бюро расследований Квина (рассказы)
— Вот в чем проблема! — воскликнул доктор Бенедикт.
— Которая, — добавил мистер Стрейк, — как кажется мне — и доктор Бенедикт со мной согласен, — больше по вашей части, чем по части полиции.
— Ну, я надеюсь разобраться в этом с вашей помощью, — отозвался Эллери. — Мне нужно задать много вопросов миссис Худ. Вы не возражаете, доктор Бенедикт?
Врач пощупал пульс старой леди и кивнул. Эллери приступил к расспросам. Женщина отвечала шепотом, но уверенно. Она купила новую зубную щетку и свежую зубную пасту. Зубы у нее еще натуральные. Она не любит медикаменты и не принимала никаких лекарств. Она не пила ничего, кроме воды, не курила, не ела конфеты, не жевала резинку, не пользовалась косметикой…
Истощив весь запас вопросов, Эллери поблагодарил миссис Худ, похлопал ее по руке и вышел с доктором Бенедиктом и мистером Стрейком.
— Каков ваш диагноз, мистер Квин? — спросил доктор Бенедикт.
— Ваш вердикт? — нетерпеливо осведомился мистер Стрейк.
— Джентльмены, — ответил Эллери, — обследовав трубы и краны в ванной и убедившись, что к ним ничего не могли подсоединить, я исключил последнюю возможность.
— И все же яд был принят орально, — заявил доктор Бенедикт. — Анализы это подтверждают.
— В таком случае, доктор, — сказал Эллери, — остается только одно объяснение.
— Какое?
— Миссис Худ отравила себя сама. На вашем месте я бы обратился к психиатру. Всего наилучшего.
* * *Через десять дней Эллери снова оказался в спальне Сары Худ. Старая леди умерла. Третье отравление прошло успешно.
Узнав об этом, Эллери тут же заявил своему отцу, инспектору Квину:
— Самоубийство.
Но это не было самоубийством. Тщательное расследование, проведенное полицейскими экспертами с использованием всех ресурсов современной криминалистики, не обнаружило в спальне и ванной миссис Худ никаких следов яда или предметов, в которых он содержался. Презрительно фыркнув, Эллери сам осмотрел территорию. Но его усмешка исчезла. Он не нашел ничего, противоречащего показаниям покойной или находкам экспертов. Эллери расспросил слуг, безжалостно терзал плачущую Пенелопу и огрызающуюся Лайру, но ушел, ничего не добившись.
Такую проблему мыслительный аппарат Эллери не мог оставить в покое, несмотря на все протесты тела. В течение сорока шести часов он не ел и не спал, неустанно бродя по квартире Квинов. На сорок седьмом часу инспектор Квин взял его за руку и силой повел к кровати.
— Так я и думал, — сказал инспектор, вынув термометр изо рта Эллери. — Подскочила температура. Что у тебя болит, сынок?
— Все, — пробормотал Эллери, покорно приняв аспирин, пузырь со льдом и жареный стейк.
Внезапно он закричал как безумный и схватил телефонную трубку.
— Мистер Стрейк? Это Эллери Квин! Встретимся сразу же в доме Худов!.. Да, уведомите доктора Бенедикта!.. Теперь я знаю, как отравили миссис Худ!
* * *Когда все собрались в гостиной Худов, Эллери устремил взгляд на пухлую Пенелопу и тощую Лайру и осведомился:
— Кто из вас намеревается выйти замуж за доктора Бенедикта? Только Пенелопа и Лайра выигрывали от убийства их мачехи, — продолжал он, — но физически мог совершить убийство только доктор Бенедикт… Вы спросите как, доктор? — вежливо осведомился Эллери. — Очень просто. Первый приступ произошел у миссис Худ на следующий день после проводимого вами раз в полгода обследования. После этого вы объявили, что будете осматривать миссис Худ ежедневно. Классическая подготовка к медосмотру — измерение температуры пациента. Полагаю, доктор Бенедикт, что вы вводили яд в организм миссис Худ на термометре, который вставляли ей в рот!
Отдел редких книг
Странность Мэттью Арнолда Хоупа, любимого преподавателя Эллери в Гарварде, а позднее декана факультета гуманитарных наук в Нью-Йоркском университете, поистине легендарна.
Например, рассказывают об озадаченных студентах, впервые слушавших курс лекций доктора Хоупа о Шекспире.
— История гласит, что Ричард II[79] мирно умер в Понтефракте, вероятно от пневмонии, — брюзжал доктор Хоуп. — А что говорит Шекспир в пятой сцене пятого акта?[80] Что Экстон поразил его… — здесь знаменитый авторитет в области елизаветинской литературы сделал паузу для усиления эффекта, — краснеющей вороной![81]
В результате этого замечания впечатлительные второкурсники страдали ночными кошмарами. Более старшие и толковые, разумеется, понимали, что доктор Хоуп хотел сказать «сокрушительным ударом».
Непроизвольные перестановки звуков славного декана, наподобие изречений мисс Паркер[82] и мистера Голдвина,[83] с почтением сохранены поклонниками, к которым относит себя и Эллери. Именно он сохранил для потомства бессмертное обращение доктора Хоупа к первокурсникам в группе английского словосложения: «Предупреждаю тех, кто засоряет свои тетради жаргоном и другими низменными выражениями: очистите ваш стиль, или будете изгнаны с этого курса вместе с остальными исчезнувшими болгарами!»[84]
Но возможно, величайший подвиг декана был совершен недавно в столовой факультета. Придя туда по приглашению доктора Хоупа, Эллери застал его нетерпеливо ожидающим за одним из больших круглых столов вместе с другими педагогами кафедры английского языка.
— Доктор Агнес Ловелл, профессор Освальд Горман, мистер Морган Нейсби, — быстро представил декан. — Садитесь, Эллери. Мистеру Квину подайте куктовый фроктейль и губленую ровядину — единственные съедобные блюда в сегодняшнем меню, мой мальчик… Поторапливайтесь, молодой человек! Или вы думаете, что снова находитесь в классе?
Официант — испуганный первокурсник — быстро ретировался, а доктор Хоуп торжественно произнес:
— Друзья мои, приготовьтесь к сюрпризу.
— Подождите, Мэттью, — шаловливо отозвалась доктор Ловелл — крупная женщина в обтягивающем костюме. — Позвольте мне догадаться. У вас роман?
— Кто же выйдет замуж, согласно бессмертной фразе Маколи,[85] за живой справочник? — заговорил профессор Горман голосом, напоминающим скрип лебедки. Это был высокий веснушчатый мужчина с рыжими бровями и упрямым подбородком. — Настоящим сюрпризом, доктор Хоуп, было бы повышение жалованья всей кафедре.
— Это помогло бы осуществлению брачных отношений, — добавил мистер Нейсби — толстый молодой человек, очевидно младший на кафедре, — и тут же покраснел.
