Джайлс Блант - Нежная буря
Она глубоко затянулась.
— Жан-Поль Фогер… Жан-Полю Фогеру было тридцать пять. Стройный, невысокого роста, изящный — насколько это слово уместно применительно к мужчине. Даже его движения меня сразу очаровали. Это было огромное удовольствие — просто смотреть, как он закуривает, как держит сигарету, пока разговаривает, как стряхивает ее в пепельницу. Это было как спектакль.
За несколько месяцев он многое мне о себе рассказал, но вам сейчас это знать незачем. Достаточно сказать, что он входил в руководство Антитеррористического отряда и безнадежно желал внедрить в ФОК своего человека. Копы не знали, когда террористы планируют нанести следующий удар, они не представляли себе масштабов опасности. Они знали имена многих членов ФОК — левых экстремистов, коммунистов, профсоюзных активистов. Но доказать они ничего не могли. Им нужен был агент внутри движения.
Их попытки завербовать информаторов были смехотворны. Жан-Поль просто с ума сходил. Вы знаете, как они пытались набрать себе агентов? Просто хватали человека на улице, затаскивали его в какую-нибудь паршивенькую гостиничку и там часами запугивали. Наставляли на него пистолеты и все такое прочее. И это должно было заставить беднягу работать на силы правопорядка! Или еще был такой способ: они угрожали парню, что выставят его гомосексуалистом. Может, это и сработало бы, если бы им удалось взять кого-то, кто действительно был близок к ФОК, — но это им не удавалось. Повсюду в Монреале и Квебеке рвутся бомбы, а Объединенный антитеррористический отряд топчется на месте. Шеф Жан-Поля жаждет крови, премьер-министр жаждет крови, но ни у кого ничего не выходит. И тут появляюсь я со своей нравственной дилеммой насчет этого ограбления.
— Вас им словно Бог послал, — вставил Кардинал.
— Жан-Поль просто не мог поверить, что ему так повезло. «Что мне делать? — ныла я. — Они меня убьют, если я не соглашусь». — «Конечно, вы должны согласиться, — ответил он, — несомненно». Так и сказал. Я подумала, что он сошел с ума. Я не хотела, чтобы меня грабили. А если при этом меня и шефа пристрелят?
Она прервалась, чтобы налить себе еще шампанского: с хирургической точностью наполнила бокал до краев, внимательно следя, чтобы пена не вылезла за край. Закурила еще одну сигарету, хотя предыдущая еще дымилась в пепельнице и дым уже начинал есть Кардиналу глаза. Некоторое время она задумчиво потягивала шампанское. Потом, держа бокал на колене и глядя в бледно-золотистую жидкость, словно в магический кристалл, она тихо произнесла:
— Так я стала осведомителем.
Делорм наклонилась вперед. Кардинал чуть не забыл, что она тоже здесь. Была у нее эта способность — затихать, да так, что вы вообще забывали, что она рядом.
— Они не предупредили вашу компанию об ограблении? — спросила она.
Руо покачала головой, осыпая пеплом грудь и колени.
— В компании ничего не знали. Фогер договорился с банком, чтобы тот подготовил меченые купюры, но в остальном все проходило как обычно: пришел день зарплаты, и мы с шефом поехали ее выдавать.
— А кто совершал само ограбление?
— Трое: Лабрек, потом мужчина постарше — Клод Ибер — и еще Гренель, ярый сторонник ФОК. Именно Ив Гренель повел себя в этой истории по-дилетантски.
Итак, в три часа дня мы с шефом повезли деньги в первую контору. Остановились у входа в здание, в том же месте, где и всегда, и не успела я выйти из машины с деньгами, как слева и справа появились два человека. Третий ждал в машине на другой стороне улицы. Как я потом узнала, это был Ибер. Они потребовали все деньги, какие у нас при себе были, первым делом бумажник и мою сумочку, чтобы это не выглядело сговором. И потом, якобы по наитию, Лабрек выхватил у меня конверт.
Пока все шло гладко. Но потом, совершенно без всякой причины, Гренель вдруг сильно ударил моего шефа по голове — по-моему, дубинкой. Шеф ничего такого не делал, не сопротивлялся и вообще не давал никакого повода. Но Гренель вломил ему так сильно, что тот потерял сознание. Поймите, это глупо: он ни с того ни с сего превратил вооруженное ограбление в ограбление с применением насилия. Я недолюбливала своего шефа, он вечно строил мне глазки и норовил меня ущипнуть, но ненависти у меня к нему не было. Он на три дня попал в больницу, я совершенно не хотела, чтобы так случилось, Это ведь только в кино вам наносят сокрушительный удар по голове, а через две минуты вы снова как огурчик.
— Как в ФОК отреагировали на ваше участие в деле? — спросил Кардинал.
— Они были от меня в полном восторге. Лабрек сказал, что никогда не видел их в таком воодушевлении. Он, конечно, заработал немало очков на моей вербовке. При ограблении они взяли пять тысяч долларов — конечно, еще не зная, что банкноты были меченые. И они меня полюбили всей душой.
— А после этого вы встречались с Гренелем?
— Когда Лабрек сообщил, что меня приняли в ФОК, я первым делом заявила, что не желаю больше работать с Ивом Гренелем. Не хочу идиотского насилия.
Мисс Руо налила себе еще шампанского.
— В следующие несколько месяцев они использовали меня главным образом для того, чтобы вербовать новых членов. Они не просили меня совершать какие-то радикальные действия. Я просто сидела в кафе «Шат-Нуар», где обычно собирались все партийные активисты, и ждала, пока со мной заговорит кто-нибудь из молодых сепаратистов. Мы немного говорили с ним о революции — и вскоре он уже готов был записаться в ФОК. Удивительно, как легко красивая женщина может завлечь юношу в беду.
Но ирония судьбы заключалась в том, что я совершенно не понимала, как меня на самом деле используют. Видите ли, детектив Фогер начиная с нашей с ним первой ночи вел себя со мной так, словно я — любовь всей его жизни. Он был со мной так предупредителен, он так заботился о моей безопасности. Конечно, ведя эту двойную игру, я все время жила как на пороховой бочке. Вечерами я приходила на собрания ФОК — а через два часа уже выкладывала все сотрудникам Антитеррористического отряда. Я все время боялась. Нервы у меня расшатались. Я почти не спала. Не могла есть. Ибер, Гренель и им подобные были очень серьезные ребята. Я не сомневалась, что они меня убьют, как только узнают о моей двойной игре. В результате я по уши влюбилась в Фогера.
На какое-то время она опустила голову. Кардинал уже хотел было задать ей наводящий вопрос, но тут седая голова снова поднялась, серые глаза засверкали.
— Наши с ним встречи стали основным смыслом моей жизни. Поймите, я только в это время была настоящей, только тогда я могла, ничего не боясь, говорить чистую правду. Встречи с ним были для меня в эти месяцы единственной отдушиной.
