Джон Карр - Огонь, гори!
— Готов.
Будучи юристом, Ричард Мейн старался держаться предельно сухо, не выказывая ни радости, ни неудовольствия, однако в голосе его послышались мурлыкающие нотки. Он сидел за поцарапанным столом; свет лампы под красным стеклянным колпаком падал на стены, увешанные оружием. Полковник Роуэн стоял у стола, поигрывая желваками.
— Осторожнее, капитан! — сухо предупредил он. — Мы с мистером Мейном должностные лица, и ваши показания даются под присягой.
Хогбен, стоявший у стола, беззаботно скрестив руки на груди, окинул полковника надменным взглядом. Очевидно, он придерживался невысокого мнения о полковнике, командовавшем 52-м пехотным полком. Его чувства явственно отражались у него на лице.
— Что толку в пустой болтовне? — заявил Хогбен, тараща маленькие глазки. — Раз я так сказал, значит, так и есть.
— А вы, мисс Тримейн? — вежливо осведомился полковник Роуэн. — Готовы ли вы также подписать заявление?
Луиза Тримейн, сидевшая на стуле несколько поодаль, у окна, находилась на грани истерики. В конце концов, она была еще очень молода. Прижав муфту из чернобурой лисы к шубке из того же меха, она обернула к полковнику бледное лицо, на котором ее светло-карие глаза казались огромными.
В сером шелковом тюрбане Луиза выглядела совсем девочкой. И все же упрямство и настойчивость, унаследованные от человека, которого она называла милым, добрым и славным папочкой, помешали ей дать волю чувствам.
— Торжественно заявляю, как заявляла прежде, — подтвердила она четко, не глотая слов, — что я не видела, как леди Дрейтон… Я не видела, как она стреляла!
Последняя фраза привела ее в ужас; видимо, она не ожидала от себя, что произнесет такие страшные слова.
— Нет, нет! — тут же поправилась она. — Я верю Хьюго. А остальное я видела собственными глазами, что и подтверждаю. Правда, я пыталась обо всем рассказать вчера мистеру Чевиоту. Но я не видела, как леди Дрейтон кого-то убила.
— Осторожнее, дорогая! — Хогбен сделал предупреждающий жест и грозно нахмурился. — Мне вы говорили…
— Ничего я не говорила!
— Капитан! — отрывисто, приказным тоном бросил полковник Роуэн. Хогбен инстинктивно выпрямился, но тут же насмешливо скривился. — Помните, — продолжал полковник, — мы не потерпим, чтобы вы запугивали эту молодую леди!
Мистер Мейн, расположившийся в кресле, протестующе поднял руку.
— Полно, полно, мой милый Роуэн, — пробормотал он. — Ни о каком запугивании и речи не было. Мы обо всем договорились. Боюсь, теперь мы обладаем неопровержимыми данными против… Вы и теперь придерживаетесь столь же высокого мнения о своем мистере Чевиоте?
— Мы еще не выслушали его самого.
— Верно. Верно. Но он лгал нам, мой милый Роуэн! Хоть тут-то вы не сомневаетесь? Неужели вы думаете, что капитан Хогбен и мисс Тримейн все выдумали, особенно если учесть, что их слова лишь подтверждают мои подозрения?
Полковник Роуэн промолчал, и Мейн продолжил:
— Он ни словом не заикнулся о том пистолете… или о пистолете вообще! Он лгал нам, то есть совершил самый страшный проступок для полицейского. Будучи адвокатом, я…
— Для адвоката вы слишком пристрастны!
— Извините, Роуэн. Это вы слишком пристрастны. Мистер Чевиот нравится вам, потому что вы с ним одного поля ягоды. Он хорошо воспитан. Он спокоен. Он почтителен — с вами. Он никогда не бьет первым, однако, если его задеть, он наносит ответный удар быстро и сильно.
— Вот еще один английский принцип, — вежливо возразил полковник Роуэн, — который я рекомендую вашему вниманию.
— Но, — продолжал мистер Мейн, стукнув по столу, — его нравственные принципы находятся на недопустимо низком уровне. Либо он защищал свою любовницу, леди Дрейтон, которая, как всем известно, ненавидела мисс Ренфру, либо, запутавшись в отношениях с мисс Ренфру и желая избавиться от нее, сам и замыслил преступление. — Мистер Мейн развел руки в стороны. — Я говорю не голословно, Роуэн. Когда мы получим чистовые экземпляры заявления… — Услышав, как перо царапает по бумаге, мистер Мейн нахмурился и повернулся кругом. — Хенли, разве вы еще не закончили переписывать начисто?
Над конторкой старшего клерка в углу горела зеленая лампа. Мистер Хенли отложил перо.
— При всем моем уважении, сэр, — заговорил Хенли грубым, хриплым голосом, — писать нелегко, коли рука дрожит. И снова — при всем моем уважении к капитану и леди — это не может быть правдой.
— Хенли!
— Мистер Мейн, — возразил старший клерк, — я там был! Алан Хенли умел, когда хотел, быть незаметным. Однако его сильный, решительный характер все равно брал свое. Из-за лампы показалось его широкое лицо с густыми рыжеватыми бакенбардами; карие глаза сверкали.
— Раз я там был, а я ведь там был… — В его кулаке перо показалось очень маленьким. — Я должен был видеть все, о чем они говорят. Если пистолет выпал из муфты леди, а суперинтендент Чевиот спрятал его под лампу, как я мог ничего не заметить?
— Мог. — Хогбен, потерявший было дар речи, разгорячился. — И я скажу тебе почему, канцелярская крыса! Ты находился к ним спиной. Ты переворачивал убитую на спину, лицом вверх. Разве не так, малый? Да или нет?
— Да или нет, Хенли? — спокойно повторил мистер Мейн. На лбу мистера Хенли заблестели капельки пота.
— Возможно, — признал он, — чего-то я и не заметил. — Он кивнул в сторону едва не лишившейся чувств Луизы Тримейн. — Но ведь молодая леди говорит, что леди Дрейтон не стреляла из муфты! Да я ведь за ней наблюдал! И в муфте не было дыры от пули. Значит, она не могла стрелять.
— А что, если, — тихо спросил мистер Мейн, — она быстро отвернула край муфты, вот так… — он показал, — и выстрелила, чтобы на муфте не осталось следов пороха?
— Я…
— Вы могли бы присягнуть, Хенли, что такое невозможно?
Хенли начал медленно подниматься, опираясь на свою толстую палку из черного дерева. Но споткнулся и чуть не упал. Глаза его забегали, а потом уставились в пол.
— Ну… — нерешительно начал он.
— Значит, не могли бы? — не отставал адвокат.
— Нет, сэр, не присягнул бы, потому что…
— Значит, ваши показания не имеют ценности. Вам предстоит написать всего полдюжины строчек. Садитесь, мой добрый Хенли, и заканчивайте скорее.
Легкая улыбка, исполненная невыразимого превосходства, искривила губы Хогбена, когда старший клерк неуклюже опустился на стул. Но тут полковник Роуэн вдруг поднял руку.
— Тише! — приказал он.
Несколько минут никто не произносил ни слова. Воцарилась абсолютная тишина, если не считать пера мистера Хенли, которое настойчиво царапало по бумаге. Луиза Тримейн закрыла лицо руками. Полковник Роуэн прислушался, пытаясь уловить далекий слабый шум. Затем он взял со стола колокольчик, издававший резкий металлический звук, и позвонил.
