Агата Кристи - Том 5
На этот раз звонил мистер Сомс Уайт, известный стряпчий, который напомнил мне, что по завещанию моей крестной, леди Хескет-Дюбуа, я могу выбрать три картины из ее коллекции.
– Ничего особенно ценного, конечно, нет, – сказал мистер Сомс Уайт присущим ему меланхоличным тоном. – Но, насколько мне известно, вы говорили, что вам очень нравятся некоторые картины покойной.
– У нее были прелестные акварели, индийские пейзажи.
– Совершенно верно. Завещание утверждено, я – один из душеприказчиков, – отвечал мистер Сомс Уайт. – Подготавливается распродажа имущества, и не могли бы вы сейчас приехать на Элсмер-сквер...
– Сейчас буду, – сказал я.
Работать в это утро все равно не удавалось.
3
С тремя акварелями под мышкой я выходил из дома на Элсмер-сквер и столкнулся нос к носу с каким-то человеком, поднимавшимся по ступеням к двери. Я извинился, он, в свою очередь, извинился тоже, и я уже было подозвал проезжавшее мимо такси, как вдруг что-то меня остановило – я быстро обернулся и спросил:
– Это вы, Корриган?
– Да... а вы... вы – Марк Истербрук?
Джим Корриган и я были приятелями, когда учились в Оксфорде, но мы не виделись уже лет пятнадцать.
– Не узнал вас сначала, хотя лицо показалось знакомым, – сказал Корриган. – Читаю время от времени ваши статьи, они мне нравятся.
– А вы что поделываете? Занимаетесь научной работой? Помнится, у вас была тема?
Корриган вздохнул:
– Не вышло. На это нужно много денег, самостоятельно не организуешь. Нужен либо спонсор-миллионер, либо какой-нибудь фонд.
– Тема была, если не ошибаюсь, печеночные паразиты?
– Ну и память! Нет, я от этого отказался. Свойства выделений желез внутренней секреции – вот что меня интересует сегодня. Особые железы, они вряд ли вам известны. Связаны с селезенкой. На первый взгляд совершенно бесполезный орган.
Он говорил увлеченно, как настоящий исследователь.
– Так в чем же тогда смысл?
– Понимаете, – виновато признался Корриган, – у меня есть теория, что они влияют на поведение человека. Грубо говоря, они как тормозная жидкость. Без нее тормоза не работают. Недостаточное количество подобных гормонов может – я подчеркиваю, может – сделать человека преступником.
Я даже присвистнул.
– А как насчет первородного греха?
– Вот именно! – откликнулся доктор Корриган. – Священникам домыслы такого рода не по нраву, верно? К сожалению, моей теорией никого не удалось заинтересовать. И я теперь судебный хирург. Увлекательное дело. Встречаются занятные криминальные типы. Не стану утомлять вас профессиональной болтовней, но не хотите ли разделить со мной ленч?
– Охотно. Однако вы вроде бы направлялись в этот дом? Там никого нет, кроме сторожа.
– Я так и думал. Но мне хотелось кое-что разузнать о покойной леди Хескет-Дюбуа.
– Пожалуй, я смогу рассказать вам больше, чем сторож. Она была моей крестной.
– Правда? Вот удача! А куда бы нам пойти поесть? Тут неподалеку есть маленький ресторанчик. Скромное заведение, но кормят хорошо. Рекомендую бесподобный суп из моллюсков.
Мы выбрали столик, уселись, бледный паренек в брюках-клеш принес дымящуюся супницу.
– Восхитительно! – сказал я, отведав фирменного блюда. – Ну а что вы хотели узнать насчет старушки? И кстати, зачем вам это понадобилось?
– Длинная история, – отвечал Корриган. – Скажите мне сперва, что она собой представляла?
Я стал вспоминать:
– Человек старого поколения. Викторианский тип. Вдова экс-губернатора какого-то неведомого островка. Была богата и любила жить с комфортом. На зиму уезжала за границу, в теплые края. Дом обставлен ужасно – безобразная викторианская мебель, вычурное викторианское серебро самого дурного вкуса. Детей у нее не было, но держала двух очень воспитанных пуделей и просто обожала их. Своенравная. Заядлая консерваторша. Добрая, но властная. Что еще вы хотите про нее знать?
– Да как вам сказать, – ответил Корриган. – Mог ее кто-нибудь шантажировать, как вы думаете?
– Шантажировать? – произнес я в изумлении. – Вот уж чего не могу себе представить. Почему вам это пришло в голову?
И тут я впервые услышал об обстоятельствах убийства отца Гормана.
Я положил ложку и спросил:
– А фамилии у вас с собой?
– Я их переписал. Вот они.
Я взял у него листок, который он достал из кармана, и стал его изучать.
– Паркинсон. Знаю двух Паркинсонов. Артур – служит на флоте. Еще Генри Паркинсон – чиновник в каком-то министерстве. Ормерод, есть один майор Ормерод. Сэндфорд – во времена моего детства у нас был пастор Сэндфорд. Хармондсуорт – нет, такого не знаю. Такертон... – Я помолчал. – Такертон... Случайно не Томазина Такертон?
Корриган взглянул на меня с любопытством:
– Не знаю, может быть. А кто она такая?
– Сейчас уже никто. Умерла около недели назад, было сообщение в газетах.
– Здесь, следовательно, ничего не узнаешь.
Я стал читать дальше:
– Шоу – знаю зубного врача по фамилии Шоу, затем Джером Шоу, судья... Делафонтейн – где-то я недавно слыхал это имя, а где, не припомню. Корриган. Это случайно не вы?
– От всего сердца надеюсь, что не я. У меня такое чувство, что попасть в этот список ничего хорошего не сулит.
– Все может быть. А что навело вас на мысль о шантаже?
– Такую мысль высказал инспектор Лежен. Казалось самым вероятным объяснением. Но есть и много других. Может, это список торговцев наркотиками, просто наркоманов или тайных агентов – словом, все, что угодно. Одно только несомненно – записка представляет для кого-то огромную ценность, раз пошли на убийство, чтобы ее заполучить.
– Вас увлекает полицейская сторона работы? – полюбопытствовал я.
Он отрицательно покачал головой:
– Нет. Меня занимает характер преступника. Происхождение, воспитание и в особенности деятельность желез внутренней секреции.
– А почему вы так заинтересовались на этот раз?
– Сам не знаю, – медленно проговорил Корриган. – Наверное, из-за того, что увидел здесь свою фамилию. Вперед, Корриганы! Один за всех.
– За всех? Значит, вы убеждены, что в списке жертвы, а не преступники? Но ведь может оказаться и наоборот.
– Вы правы. И конечно, непонятно, почему я так уверен. Возможно, просто внушил себе. А может, из-за отца Гормана. Я редко его видел, но он был чудесным человеком, все в приходе его любили и уважали. И я все время думаю: «Если этот список был для него так важен, значит, дело идет о жизни и смерти».
– Полиция не нашла никаких следов?
