Адриан Дойл - Тайна запертой комнаты
— Маска, — прошептал он. — Похоже, что наш трофей будет менее впечатляющим, но зато гораздо более опасным.
Откинувшись назад, я попытался расслабиться, но вид этой жуткой реликвии направил мои мысли в новое русло.
Я представил себе угрожающую, закутанную в белое фигуру слуги-индуса и попытался припомнить, какими именно словами описывала мисс Марри то впечатление, которое производила на нее посмертная маска.
Достаточно зная об Индии, я представлял себе, пожалуй, даже лучше, чем Холмс, что религиозный фанатизм и ощущение святотатства не только оправдывают любое преступление, но и пробуждают в верующем такое коварство в достижении своей цели, которое значительно превосходит все изобретения западного ума, какими бы изощренными ни были в этом отношении наши соплеменники.
Я размышлял, следует ли мне поделиться этими соображениями с моими товарищами, когда мое внимание привлек скрип дверной петли. Нужно было, не теряя ни секунды, предупредить Холмса, что кто-то входит в комнату. Но едва я протянул руку, как обнаружил, что моего друга уже нет возле меня.
Некоторое время стояла полная тишина, а затем согнутая фигура человека, чьи шаги были приглушены ковром, пересекла слабый луч света от окна и исчезла в тени прямо передо мной. Мне почудилось, что я заметил плащ с высоким воротником и тусклый блеск тонкого продолговатого предмета, зажатого в приподнятой руке. Через мгновение в камине мелькнул свет, как будто отодвинули экран потайной лампы, и я услышал тихий звон разбиваемого стекла.
Я уже поднимался на ноги, когда в комнате раздался приглушенный крик и сразу вслед за этим звуки яростной борьбы.
— Уотсон! Уотсон!
В этом полупридушенном вопле я с ужасом узнал голос Холмса и, ринувшись в темноту, бросился на клубок тел, внезапно возникший передо мной.
Стальные тиски сдавили мне горло, и когда я поднял руку, чтобы оттолкнуть еле различимую голову нападавшего, он, как свирепая собака, вонзил зубы мне в предплечье. Этот человек обладал силой безумца, и, только после того, как Макдоналд, засветив газовый рожок, кинулся нам на помощь, нам удалось унять его. Холмс с напряженным, без кровинки лицом прислонился к стене, держась рукой за плечо, разбитое тяжелой медной кочергой, которая теперь лежала в камине среди осколков стекла, сложенных им там накануне.
— Вот ваш человек, Макдоналд! — произнес он, задыхаясь. — Вы можете арестовать его за убийство полковника Уорбуртона и за покушение на жизнь его жены.
Макдоналд откинул капюшон нашего противника. Я молча уставился на него, и тут с моих губ сорвался возглас изумления. В первую минуту я не узнал в этих искаженных злобой чертах красивое загорелое лицо капитана Джека Лэшера.
В окно уже пробивались первые рассветные лучи, когда мы с моим другом вновь оказались на Бейкер-стрит. Я приготовил два крепких бренди с содовой и передал стакан Холмсу. Он откинулся в кресле, и в свете газового рожка у камина лицо его с четкими орлиными чертами выглядело совершенно спокойным. Я с удовольствием отметил, что он чуть порозовел.
— Я должен извиниться перед вами, Уотсон, — сказал он. — Капитан Джек — опасный человек. Как ваш укус?
— Болит немного, — признался я, — но ничего такого, что нельзя было бы вылечить с помощью йода и бинта. Я гораздо больше обеспокоен вашим плечом, мой дорогой друг, потому что он нанес вам очень сильный удар кочергой. Вы должны позволить мне осмотреть вас.
— После, Уотсон, после. Уверяю вас, там всего лишь синяк, — нетерпеливо ответил он. — Теперь я могу признаться: вчера ночью был момент, когда я весьма усомнился, что он попадется в ловушку.
— В ловушку?
— В ловушку с приманкой, Уотсон. И если бы он не проглотил этот лакомый кусочек, нам было бы непросто вывести капитана Лэшера на чистую воду. Я сыграл на том, что иногда у убийцы страх оказывается сильнее холодного расчета. Так оно и оказалось.
— Честно говоря, я до сих пор не понимаю, как вам удалось распутать это дело.
Холмс откинулся в кресле и соединил кончики пальцев.
— Мой дорогой друг, само по себе это дело не было чересчур уж сложным. Улики были достаточно очевидными, но деликатность проблемы заключалась в том, чтобы заставить убийцу подтвердить их каким-нибудь неосторожным поступком. Косвенные улики — это проклятие для того, кто умеет рассуждать.
— Но я не заметил никаких улик.
— Вы все заметили, но не сумели сделать соответствующих выводов. В рассказе мисс Марри упоминалось, что хотя дверь в музейную комнату и была заперта, однако шторы на окнах были раздвинуты. Заметьте — были раздвинуты шторы в комнате на первом этаже, выходящей на оживленную улицу. Это само по себе достаточно необычно. Если вы помните, я прервал мисс Марри, чтобы расспросить ее о привычках полковника Уорбуртона.
Это обстоятельство заставляло предположить, что полковник Уорбуртон, должно быть, ждал посетителя, при этом характер визита был таков, что либо он сам, либо его посетитель предпочитали, чтобы гость вошел в дом через французское окно, а не в дверь. Старый вояка недавно женился на молодой и красивой женщине, и потому я отверг мысль о заурядном любовном свидании.
Если эти мои рассуждения были верны, то предполагаемая встреча могла не понравиться кому-то из домочадцев полковника, отсюда очевидное стремление впустить посетителя через окно.
— Но окна были заперты, — возразил я.
— Естественно. Мисс Марри утверждала, что миссис Уорбуртон последовала за своим мужем в музейную комнату сразу же после ужина и что, очевидно, они поссорились. Мне пришло в голову, что если полковник ждал посетителя, то в этом случае он безусловно должен был оставить шторы открытыми, чтобы тот сразу увидел, что полковник не один. Сначала, безусловно, это были только предположения, но они вполне могли соответствовать фактам.
— А кто был этот загадочный посетитель?
— Опять предположения, Уотсон. Мы знаем, что миссис Уорбуртон с предубеждением относилась к племяннику полковника, капитану Лэшеру. Я описываю вам ситуацию, какой она представлялась мне в самом начале, в то время как мисс Марри излагала первую половину своей истории. Но я бы не смог пойти дальше этих предположений, если бы вторая часть рассказа не содержала того единственного факта, который превратил легкое подозрение в абсолютную уверенность, что перед нами хладнокровное и хорошо рассчитанное убийство.
— Должен признаться, что я не могу припомнить…
— Однако вы сами подтвердили его, когда употребили слово «невыносимо».
— Господи, Холмс, — осенило меня, — так, значит, замечание мисс Марри относительно запаха сигары полковника…
