Росс Макдональд - Насмешливый лик Смерти
В поле моего зрения оказались дверь Люси и угловое окно. Дверь была закрыта и зеленые жалюзи опущены. Воздух не шелохнулся, и дымок от моей сигареты поднимался прямо к желтому потрескавшемуся потолку. За перегородкой, в комнате номер девять, застонала женщина.
Послышался мужской голос:
― Что с тобой?
― Молчи.
― Я думал, что-то случилось.
― Заткнись. Ничего не случилось.
― Может, я сделал тебе больно?
― Заткнись. Заткнись. Заткнись.
Сигарета отдавала горящим сеном. Я затушил ее в крышке от кофейной банки, выполнявшей функции пепельницы, и подумал о людях, лежавших поодиночке или парами на железных кроватях, глядя на желтый потолок. Их грязь оставалась в углах, их запахи впитывались в стены. Они съезжались со всей страны, чтобы смотреть на желтый потолок, ворочаться на железных кроватях и заляпывать стены отпечатками своих пальцев.
Я подошел к перегородке, отделявшей мою комнату от комнаты Люси. Она всхлипывала. Потом она пробормотала что-то вроде: «Не надо было», и еще: «Что же делать?»
Люди часто так всхлипывают и разговаривают с собой, но слушать это было тяжело. Я вернулся к своему стулу и стал опять смотреть на дверь, как будто не зная, что за ней происходит.
Уна появилась там неожиданно, как фигура из страшного сна. Бредового сна. На ней были свободные брюки цвета леопардовой шкуры и желтая блузка. Навалившись на дверь своей широкой грудью, она два раза стукнула в нее кулаком правой руки.
Люси открыла. Ее изящные бронзовые руки нелепо вскинулись к исказившемуся от испуга рту. Уна накатилась на Люси, как яркий мини-таран, и та исчезла из поля моего зрения. Я услышал, как ее каблучки застучали по полу.
― Сядь, ― резко сказала Уна. ― На кровать, на стул сяду я. Ну, Люси. Чем занимаешься?
― Я не хочу с вами разговаривать. ― Мягкий голосок девушки срывался от страха.
― Не заводись.
― Я и не завожусь. Мои дела никого не касаются. И вас не касаются.
― Да неужели? Так что же это за дела?
― Я ищу работу, приличную работу. Когда у меня будут деньги, я уеду домой. Могла бы вам этого не говорить, но зачем-то говорю.
― И очень хорошо, Люси. Потому что ты не вернешься в Детройт, ни сейчас, ни потом.
― Вы не сможете меня остановить!
Последовало недолгое молчание.
― Нет, остановить я тебя не смогу. Но предупреждаю. На вокзале в Детройте тебя будут встречать. Я каждый день туда названиваю.
Опять молчание.
― Так что видишь, Люси, Детройт отпадает. И знаешь, что я по этому поводу думаю, Люси? По-моему, ты совершила ошибку, покинув нас. Мне кажется, ты должна вернуться.
Люси глубоко вздохнула.
― Нет, не могу.
― Да. Ты вернешься. Так будет безопаснее для тебя, безопаснее для нас и безопаснее для всех. ― Напористый тон Уны сменился на вкрадчивый. ― Я объясню тебе ситуацию, детка. Мы не можем позволить тебе болтаться без присмотра. Спутаешься с какой-нибудь швалью, тебя подпоят, и сболтнешь лишнее. Знаю я вас. Вы все болтливые.
― Только не я, ― возмутилась девушка. ― Я никогда не проболтаюсь, клянусь. Пожалуйста, оставьте меня в покое, дайте мне жить своей жизнью, пожалуйста.
― У меня обязательства перед моим братом. Я бы оставила тебя в покое. Если б ты мне помогла.
― Я всегда вам помогала, пока... пока это не случилось.
― Конечно, конечно. Скажи мне, Люси, где она? Тогда делай что хочешь или возвращайся к нам на двойное жалование. Тебе мы доверяем, а ей нет, пойми. Она здесь, в городе?
― Не знаю.
― Ты знаешь, что она здесь. Теперь скажи мне, где она. Если скажешь, я сейчас же выпишу тебе чек на тысячу долларов. Ну же, Люси. Говори.
― Не знаю.
― Тысячу долларов, прямо сейчас, ― повторила Уна.
― Я не возьму ваших денег, ― сказала Люси. ― Мне неизвестно, где она.
― Она в Белла-Сити?
― Не знаю, мэм. Она привезла меня сюда и оставила. Откуда мне знать, куда она отправилась. Она никогда ничем со мной не делилась.
― Странно. А мне казалось, что делилась. ― И резко сменив тон: ― Он тяжело ранен?
― Да. Вообще не знаю.
― Где он? В Белла-Сити?
― Не знаю, мэм. ― Голос Люси сделался тусклым и невыразительным.
― Он умер?
― Не знаю, о ком вы говорите, мэм.
― Врунья! ― взвизгнула Уна.
Послышался звук удара. Заскрипел стул. Кто-то громко икнул.
― Отстаньте от меня, мисс Уна, ― взвилась Люси. ― Не нужны мне ваши деньги. Я позову полицию.
― Прости, солнышко. Я не хотела тебя ударить. Ты ведь знаешь мой нрав, Люси. ― Голос Уны стал нарочито встревоженным. ― Тебе больно?
― Больно, не больно, какая разница? Я не хочу вас видеть. Уйдите и больше не возвращайтесь.
― Это почему нее?
― Потому что вы ничего из меня не вытянете.
― Сколько же ты хочешь, солнышко?
― Не зовите меня солнышком. Я вам не солнышко.
― Пять тысяч долларов?
― Я не притронусь к вашим деньгам.
― Не слишком ли много гонора для черномазой девчонки, которая мыкалась без работы, пока я ее не подобрала?
― Не смейте так меня называть. А ваша работа пусть катится куда подальше. Я к вам не вернусь, даже если буду умирать с голода.
― Возможно, будешь, ― радостно сказала Уна. ― И, надеюсь, умрешь.
Она вылетела, хлопнув дверью. В наступившей тишине послышался шорох стягиваемой ткани, потом скрип кроватных пружин и тяжелый вздох. Я подошел к окну. Яркий свет заставил меня сощуриться. Уна садилась в такси. Такси отъехало.
Я успел выкурить две сигареты, когда Люси выскользнула на улицу и заперла дверь ключом с медной бляшкой на колечке. Она немного побалансировала на цементном порожке, как неопытный ныряльщик перед прыжком во враждебную стихию. Толстый слой пудры, похожий на глазурь, покрывал ее лицо, плохо маскируя его смуглость и несчастное выражение. Хотя на ней был все тот же костюм, ее фигура казалась более женственной.
Она вышла с территории мотеля и, повернув направо, быстро зашагала по обочине автострады. Я последовал за ней. Ее слегка покачивало, и я начал опасаться, как бы она не попала под машину. Постепенно ее походка стала более уверенной. У первого же светофора она пересекла автостраду.
Я обогнал ее и нырнул под какой-то навес, где оказался овощной прилавок. Склонившись над корзиной с апельсинами, я услышал за спиной стук ее каблучков по тротуару и почувствовал, как по мне прохладным перышком скользнула ее тень.
Глава 5
Улица шла параллельно Мейн-стрит и являлась как бы ее задворками, на которые сбрасывались все отходы. Корявый асфальт был исчерчен стрелками, указывающими дорогу к радио– и обувным мастерским, конторам по выведению насекомых, прачечным, закусочным. Среди подобных заведений изредка попадались старые доходные дома.
