Лидия Будогоская - Повесть о фонаре
И она повернулась к незнакомой женщине в темном платье. Ребята тоже все сразу оглянулись и посмотрели на нее.
Небольшого роста новая учительница, худенькая, молодая. Волосы светлые, гладкие, разделены посередине на прямой пробор и пониже ушей ровно-ровно подстрижены.
- На нашу телеграфистку похожа, - шепчет Маня Карасева Былинке.
Былинка только глазами мигнула:
- Да, похожа.
- Екатерина Ивановна приехала к нам издалека, с Урала, - говорит заведующая. - Она рассказывает, что ее уральские ребята хорошо учились. Постарайтесь от них не отставать. Сегодня у вас времени остается мало, но познакомиться с Екатериной Ивановной вы все-таки успеете.
Пока заведующая говорила, новая учительница, слегка прищурившись оглядывала класс. Она смотрела то на Миронова, зажатого тесной партой, то на Кисселя, который все еще шмыгал носом и тер кулаками глаза. Но больше всего, видно, ее заинтересовала пестрая парта Соколова.
Когда заведующая вышла из класса, учительница положила на стол большой коричневый портфель, застегнутый на две пряжки, и пошла прямо к парте Соколова. Она низко наклонилась над партой и показала пальцем на выцарапанный ножом домик с окнами, дверьми и даже трубой, из которой винтом поднимался дым.
Екатерина Ивановна улыбнулась.
- Это ты сам вырезал?
- Сам, - чуть слышно буркнул Соколов.
- И лодку сам?
- Сам, - еще тише сказал Соколов.
- И лошадь сам?
Соколов ничего не ответил.
Он налег на парту грудью, чтобы закрыть фигурку на тоненьких ножках, под которой была вырезана надпись:
Киссель, Киссель, Николай, Сиди дома, не гуляй.
- Ну брат, - сказала Екатерина Ивановна, - такой парты я еще никогда в жизни не видела. Ее надо в Москву на выставку послать. Пошлем, ребята?
- Пошлем! - закричали со всех сторон.
А Екатерина Ивановна перешла уже в другой угол класса. Там она заметила девочку, которая жевала яблоко.
- Как тебя зовут? - спросила ее Екатерина Ивановна.
Девочка неловко встала из-за парты и сказала с полным ртом:
- Маня Карасева…
- Пожалуйста, спрячь скорее свое яблоко, Маня Карасева, - сказала Екатерина Ивановна. - На уроках нельзя есть. Товарищи на тебя за это обидятся. И я тоже.
Маня Карасева замигала глазами и сунула недоеденное яблоко в сумку.
В это время что-то грохнуло. Это повернулся на своей парте Миронов. Каждый раз, когда он поворачивался, крышка его парты приподнималась и хлопала, а скамейка трещала. Все к этому давно привыкли, и никто даже не посмотрел на Миронова. Но Екатерина Ивановна вздрогнула и обернулась.
- Мальчик на первой парте! - сказала она. - Что ты так гремишь? Как твоя фамилия?
- Это Миронов! - крикнули все ребята в один голос. - Миронов!
Миронов заерзал у себя на скамейке, и от этого парта загрохотала, как телега на мостовой.
- Послушай, - сказала Екатерина Ивановна, - ведь тебе очень неудобно сидеть здесь. Зачем ты втиснулся в самую низкую парту?
- Больше нигде места нет, - сказал Миронов.
- Нет? А вот!
Новая учительница повернулась к высокой парте, на которой, как воробей на заборе, сидел Киссель.
- Смотрите, на такой большой парте сидит такой маленький. Ногами до полу даже не достает. Переменитесь-ка местами, ребята.
Киссель соскользнул со своей скамейки и встал на ноги.
- Софья Федоровна, - сказал он, - ой, нет, Екатерина Ивановна! Миронова на первую парту посадили потому, что он всегда балуется. И на переменах он тоже балуется и дерется. - Киссель всхлипнул и заговорил дрожащим голосом: - Он мне на перемене так дал, что еще и сейчас больно. Софья Федоровна его свечкой поставила, а он не стоит свечкой, а дерется.
Миронов еще больше заворочался на парте, потом с шумом и треском поднялся и сказал, глядя в стол:
- Я долго стоял. Что же, мне до самого вечера стоять? А они еще ко мне лезут!
Екатерина Ивановна подошла к Миронову, посмотрела на него, чуть улыбаясь, а потом спросила негромко:
- А за что тебя поставили?
- Да не знаю, - сказал Миронов и отвернулся.
- Он всегда озорничает! - крикнул со своей парты Киссель.
- Что ты все жалуешься? - сказала Екатерина Ивановна. - Брось жалобы, бери свои книжки да пересаживайся на эту парту. Она тебе будет как раз по росту. Вот и ноги на полу стоят. Смотри, как хорошо!
Ребята тихонько засмеялись. Даже Миронов улыбнулся. Он сидел теперь на четвертой парте, никого не заслоняя и не задевая плечом соседа. С непривычки даже ему было как-то слишком просторно.
Только Киссель сидел насупившись перед самым столом Екатерины Ивановны.
Вдруг он опять вскочил с места.
- Софья Федоровна! - крикнул он плаксиво. - Я не могу на первой парте сидеть. Я близорукий!
Новая учительница засмеялась.
- Я не Софья Федоровна, а Екатерина Ивановна. А если ты близорукий, так тебе и полагается сидеть поближе к доске. Вот дальнозоркие - те могут сидеть и подальше.
Киссель запыхтел и недовольный уселся на место.
А Екатерина Ивановна раскрыла журнал и стала вызывать ребят по фамилиям. Вызовет, спросит что-нибудь и посадит на место.
Всех успела вызвать. А когда дошла до последнего - до Шурука, - зазвенел звонок.
Сначала прозвенел внизу - еле слышно. Потом звон поднялся выше, прокатился по всему верхнему коридору и вдруг загремел у самых дверей класса.
В коридоре затопали ногами.
- Ну вот, - сказала Екатерина Ивановна. - С завтрашнего дня мы начнем учиться. А пока складывайте книжки и бегите домой.
Ребята, поглядывая сбоку на новую учительницу, стали выходить из класса. А учительница не спеша открыла форточку, а потом заглянула в классный шкаф, где глобус и оскалившийся суслик на подставке. И только когда последний из ребят вышел в коридор, она взяла со стола коричневый портфель и пошла в учительскую.
- Киссель, а Киссель, - сказал Соколов, когда ребята выбежали на улицу. - Ты что - близорукий или дальнозоркий?
- А ну ее! - сказал Киссель. - Сама-то она уж больно дальнозоркая!
V
Дом, где живет Миронов, стоит на высоких буграх, недалеко от спуска к реке. Из-за некрашеного забора выглядывает его крутая крыша, в два ската, покрытая дранкой, как чешуей.
Доски забора сколочены плотно. А калитка всегда заперта. Каждый раз, возвращаясь из школы, Миронов бросает сумку на землю и лезет на забор, чтобы дотянуться до железного крючка с той стороны.
Вот и сегодня Миронов перевесился через забор, откинул крючок и вошел в калитку.
Двора у Мироновых нет - дом стоит посреди огорода. До самых окон все грядки, грядки, и на них - сухие торчки. Это мать Миронова тяжелой лопатой разрыла весь двор под огород. Только и осталась от двора узкая дорожка к сараям.
