Саймон Толкиен - Последний свидетель
— В чем дело, Питер? Какие-то проблемы?
— Да, пожалуй. Мне необходимо с тобой поговорить, но я… Короче, это очень трудно. Не знаю, с чего и начать. Это об Энн и мальчике. О Томасе. Господи, хотел бы я лучше понимать своего сына!..
— А что с Томасом?
— Ну, он рассказал кое-что Энн, а она уже потом сказала мне. И речь, э-э, идет о тебе… Она сказала… словом, я должен с тобой поговорить.
— О платьях твоей жены, что ли?
— Да, об этом. Томас утверждает, ты их примеряла. На прошлом уик-энде, когда нас не было дома. Я сказал жене, что мальчишка все это выдумал. Характер у него скверный. Следует отправить его в хорошую школу-пансион, куда-нибудь подальше. Ему бы пошло на пользу. Но Энн категорически против.
— Да, примеряла. Хотя, наверное, и не следовало этого делать.
— Так значит, это правда?
— Да. Потому что они такие красивые, и мне так хотелось посмотреть, как я в них выгляжу. У меня никогда не было таких нарядов, Питер. Я ведь из бедной семьи, ты знаешь.
— Но неужели теперь ты не можешь себе этого позволить? Зайти в хороший магазин или там бутик?..
— Ну, думаю, наверное. Иногда захожу. Впечатление такое, словно они следят за мной. Просто глаз не спускают. Так и прикидывают, есть у меня деньги или нет.
Сэр Питер не ожидал такого поворота и несколько растерялся. Его зависимость от Греты возрастала с каждым месяцем с того самого дня, как девушка впервые появилась у него в офисе. И эта ее прямота просто обезоруживала. Сэр Питер всегда ценил в людях прямоту. Ну и, естественно, внешние данные Греты не могли не произвести на него должного впечатления, в последнем порой он даже боялся себе признаться.
— Тебе, конечно, не следовало этого делать. Но ты проявила честность, открыто призналась. Лишь немногие люди осмелились бы на твоем месте. Это и моя вина. Наверное, я просто недостаточно тебе плачу.
Так Грета сумела обратить неприятный инцидент в свою пользу. Сэр Питер стал проводить с ней больше времени, даже вывозил ее пообедать в середине рабочего дня. Их часто видели вместе в «Айви» или «Пон де ла Тур», они сидели, сблизив головы, и оживленно о чем-то беседовали. Мало того, сэр Питер повысил зарплату своей секретарше на целых пятьдесят процентов, и теперь она вполне могла позволить себе купить дорогое платье от-кутюр и иметь соответствующий вид, выходя куда-нибудь с шефом. На смену осени пришла зима, сэр Питер отмечал про себя, что с каждым днем Грета выглядит все привлекательней. И нет ничего плохого в том, что у начальника красивая секретарша. Ему нечего стыдиться.
Нет, разумеется, разные там сплетники, репортеры и журналисты смотрели на это иначе, и вскоре в бульварных газетенках и журналах начали появляться статьи, впрочем, на первую полосу они никогда не попадали. Пик ажиотажа был достигнут, когда на двадцать первой странице «Дейли мейл» появился черно-белый снимок: парочка выходит из ресторана, а сверху заголовок: «Министр вышел в город».
В доме «Четырех ветров» об этом не знали и не ведали. Словно Флайт находился в тысячах миль от Лондона. Леди Энн не читала бульварной прессы, и никто из ее друзей не отличался настолько скверными манерами, чтоб обсуждать отношения сэра Питера с секретаршей в ее присутствии. Леди Энн все реже и реже посещала Лондон, предпочитая сад и общество сына.
А сэр Питер заезжал в дом «Четырех ветров» все реже, уже не каждый уик-энд, как прежде. Ездил туда всего один-два раза в месяц, а когда приезжал, то непременно в обществе Греты, мотивируя тем, что его служебные обязанности требуют работы даже по выходным.
Атмосфера в доме царила напряженная, но сэр Питер отказывался это признавать. Во время приездов Греты леди Энн бродила по дому с каким-то отстраненным видом, уходила на долгие прогулки с сыном или же запиралась наверху, в своей комнате. История с примеркой платьев так и осталась без обсуждения. Смущение не позволяло леди Энн затронуть этот вопрос, Грета расценивала ее молчание как признак крайнего неодобрения.
* * *И все же эта тема однажды всплыла. Вечером, за обедом. Грета сидела за длинным столом между сэром Питером и его супругой. Батареи центрального отопления компенсировали типичную для конца января промозглость и сырость, в комнате было жарко, даже душно. Обедающим подали десерт, вишневый пирог с заварным кремом.
Леди Энн говорила о богатом промышленнике с севера по фамилии Корбет, этот господин купил себе внушительный участок на побережье, по другую сторону от Флайта. Он сколотил немалое состояние на производстве зажимов для бумаг и вот теперь строил себе особняк с видом на море. Многие соседи Робинсонов не преминули за последнее время отметить, что подобное соседство может самым негативным образом сказаться на «Четырех ветрах».
— Думаю, скоро он начнет посылать своих лакеев фотографировать наш сад, — заметила леди Энн. — Так что остерегайтесь мужчин в белых куртках со стремянками и фотоаппаратами.
— О, Энн. Уверен, до чего-нибудь подобного не дойдет, — сказал сэр Питер. — Не стоит воспринимать все так близко к сердцу. — Ему начало надоедать, что на протяжении всего обеда жена уже не раз заговаривала об этом.
— Ничего я не принимаю. Проблема в его чудовищной безвкусице. И в стремлении примазаться. Люди должны оставаться теми, кто есть. Им не стоит примерять чужие одежки.
— Особенно если они явились с севера, — внезапно вмешалась Грета.
— Не столь важно, откуда они явились. — Тут вдруг леди Энн резко умолкла, словно только что осознала подспудный смысл своих слов. — О, дорогая, прошу прошения. Я вовсе не это имела в виду.
— Вы ни в чем не виноваты. Просто вы леди, а я нет. Люди должны знать свое место. Именно это вы и хотели сказать, верно?..
— Нет, нет, совсем не это. Я хотела сказать, что люди должны быть самими собой и не пытаться копировать других. И эти слова ни в коем случае к вам не относятся.
— Что ж, если б я стремилась остаться собой, то, наверное, работала бы сейчас на фабрике по производству зажимов для бумаг, — вспыльчиво парировала Грета.
— Но, дорогая, не понимаю, с чего это вы так разволновались. Я говорила вовсе не о вас. Говорила об этом человеке по фамилии Корбет. Вам не следует принимать мои слова близко к сердцу.
Грета не ответила, лишь поднесла салфетку к лицу. Плечи ее задрожали, она давала понять, что расстроена просто до слез.
Первым порывом леди Энн было встать и обнять девушку. Ясно, она очень обидела Грету, та чрезвычайно редко теряла над собой контроль. Но какая-то вторая половинка души леди Энн противилась этому. От этой Греты ничего, кроме неприятностей. Ведь, в конце концов, именно она, Грета, прокралась к ней в спальню и примеряла там платья, словно они ее собственность. Именно Грета так расстроила Томаса. Этой ей, Грете, следует извиниться перед всеми ними.
