Жорж Сименон - Мегрэ и виноторговец
— Преступление на почве ревности?
— Пока не знаю. Покойный, кажется, делал все, чтобы нажить себе врагов. Придется искать одновременно в разных направлениях.
— Верно, что он вышел из дома свиданий?
— Вы и это прочли в газетах?
— Нет, но предположение напрашивается само собой, я знаю улицу Фортюни.
Мегрэ вернулся в свой кабинет, размышляя о госпоже Шабю. Она тоже не заплакала, хотя случившееся, видимо, было для нее ударом. Насколько она моложе мужа? Лет на пять или шесть. Откуда взялись у нее такая элегантность и уверенность в себе, сквозившая в каждом жесте и слове?
Шабю встретился с ней, когда ему приходилось туго затягивать ремень, а она была простой машинисткой. Но и теперь, одеваясь у лучших парижских портных, виноторговец выглядел простоватым и неуклюжим. Он словно не успел еще привыкнуть к своему стремительному взлету и вечно старался выставить напоказ свое богатство.
Разумеется, их квартиру, если оставить в стороне нелепый портрет в гостиной, обставила жена. Современность и старина, гармонично сочетаясь, создавали приятный ансамбль, где каждый чувствовал себя удобно и уютно.
Что она теперь делает? Вероятно, готовится ехать в институт судебной медицины. Но и там, в тягостной атмосфере помещения, прежде именовавшегося моргом, госпожа Шабю останется невозмутимо спокойной…
— Ты здесь, Лапуэнт?
— Да, патрон.
— Едем. На набережную Шарантон. — Мегрэ натянул тяжелое пальто, обернул шею шарфом, нахлобучил шляпу и, выходя из кабинета, раскурил трубку. Во дворе они сели в одну из машин.
— Куда? — осведомился Лапуэнт.
— Набережная Шарантон.
Они покатили по набережной Берси, вдоль которой за решетчатой оградой высились бесконечные склады. На каждом было выписано имя владельца. Три самых больших принадлежали Шабю. Со стороны реки, у пристаней, тянулись штабеля бочек, непрерывно сгружаемых с барж. Всюду «Вино монахов». Везде Оскар Шабю.
В тупике стояла старинная каменная постройка. На просторном дворе, также загроможденном бочками, грузили в крытые фургоны ящики с бутылками. Погрузкой, по всей видимости, руководил человек с отвислыми усами, в синем фартуке.
— Сейчас загоню машину во двор и готов сопровождать вас.
Даже во дворе чувствовался сильный запах солода. Он преследовал и в широком коридоре, у входа в который висела эмалевая табличка: «Входите без звонка». Одна из дверей слева была открыта. В довольно мрачной комнате, у телефонного коммутатора, сидела косенькая девушка.
— Что вам угодно?
— Мне нужен личный секретарь господина Шабю.
В глазах телефонистки мелькнуло подозрение.
— Вы хотите говорить именно с ней?
— Да.
— Вы с ней знакомы?
— Да.
— И вам известно, что произошло?
— Да. Передайте, что ее хочет видеть комиссар Мегрэ.
Девушка еще внимательнее посмотрела на Мегрэ. Потом перевела взгляд на юного Лапуэнта, который явно произвел на нее большое впечатление.
— Алло, Анна-Мари? Тут пришел некий комиссар Мегрэ и еще молодой человек, не знаю его имени. Хотят тебя видеть. Ага. Ладно. Я их провожу.
Стены пыльной лестницы давно требовали свежей окраски. По пути Мегрэ и Лапуэнту встретился молодой человек с кипой бумаг в руках. Вверху на площадке уже поджидала Анна-Мари. Она проводила их к сэоему рабочему месту в кабинете Шабю, просторном, но лишенном всяких притязаний на роскошь.
Обставили его, видимо, лет пятьдесят назад, он был такой же мрачный, как двор и весь дом, и так же пропитан острым винным запахом.
— Вы от нее?
— От кого?
— От его жены?
— Да. Вы ее знаете?
— Когда патрон болел гриппом, меня вызывали на площадь Вогезов. Красивая женщина, правда? И очень умная. Патрон не раз обращался к ней за советом.
— Не ожидал я увидеть здесь такую старомодную обстановку.
— В другой конторе, на авеню Опера, все на современный лад. На фасаде огромная неоновая реклама. Прекрасное освещение. Комфорт. Связь с пятнадцатью тысячами торговых точек, и число их каждый год возрастает. Расчеты производят электронно-вычислительные машины.
— А здесь?
— Здесь старый дом и сохраняются прежние порядки. Это производит хорошее впечатление на клиентов из провинции. Патрон ежедневно бывал на авеню Опера, но охотнее работал здесь.
— Он брал вас с собой туда?
— Изредка. Там у него другой секретарь.
— А кто еще руководит делом?
— Полностью господина Шабю не замещал никто. Он никому не доверял. Погребами у нас заведует мсье Лепетр. Он же занимается производством. Есть еще бухгалтер мсье Риоль, но он принят недавно, всего несколько месяцев, и четыре машинистки, работающие в комнате напротив.
— И все?
— Телефонистку вы видели. Ну, и я, наконец. Как бы вам объяснить? Мы являемся чем-то вроде штаба, а вся основная работа производится на авеню Опера.
— Сколько времени проводил там патрон?
— Час-два.
Конторка в виде цилиндра, тоже оставшаяся от добрых старых времен, была завалена бумагами.
— Другие машинистки так же молоды, как вы?
— Вам нужно их видеть?
— Позже.
— Старшей, мадемуазель Берте — тридцать два. Она работает здесь дольше всех. Младшей двадцать один.
— Почему Шабю именно вас сделал своим секретарем?
— Ему потребовалась новая секретарша. Он хотел, чтобы до этого она еще нигде не работала. Патрон дал объявление, и я пришла. Больше года назад. Мне не было и восемнадцати. Он нашел меня забавной и первым делом поинтересовался, есть ли у меня любовник.
— А он у вас был?
— Нет. Я тогда только что окончила курсы.
— И скоро он начал за вами ухаживать?
— Он вовсе не ухаживал. На следующий день позвал меня к себе, чтобы показать мне документацию, и овладел мною. Должен же я, говорит, знать, с кем имею дело.
— А потом?
— Через неделю повез меня на улицу Фортюни.
— И никто из девушек вас к нему не приревновал?
— Все они прошли через это.
— Здесь?
— Здесь или в другом месте, какая разница? Он это проделывал так просто, что на него злиться невозможно было. Только одна девушка… Она поступила позже меня и на третий день ушла, хлопнув дверью.
— Знал кто-нибудь в конторе, что среда — ваш день?
— Наверное, все знали. Я уходила вместе с патроном, и мы садились в его машину. Он не прятался от людей. Наоборот, скорее даже похвалялся этим.
— А кто работал секретарем до вас?
— Госпожа Шазо. Теперь она сидит в комнате на другом конце коридора. Ей двадцать шесть. Была замужем. Разведена.
— Хороша собой?
— Фигура превосходная. Вот уж кого Кузнечиком не назовешь.
— Она не сердилась на вас?
— Вначале насмешливо улыбалась. Очевидно, была уверена, что я ему быстро надоем.
