Энтони Беркли - Осторожно: яд!
— Рона тоже притворяется, — заметил Гарольд. — Вы ведь не верите, что она на самом деле серьезно относится к тому, что говорит.
— А брат разделяет ваши взгляды? — спросил Джон, закончив возиться с трубкой.
Рона глянула на брата, который стоял у рояля, с неприкрытой скукой листая альбом с пластинками.
— Глен очень консервативен, — сказала она. — Как и положено доктору.
Услышав свое имя, Глен поднял глаза.
— Чего это вы обо мне заговорили?
Он выпрямился во весь свой огромный рост и не спеша двинулся к нам.
— Не понимаю я Бакса, хоть убей. Мое музыкальное развитие остановилось на Бетховене, и, я думаю, этого достаточно.
— Вполне, — согласился Гарольд.
Наша беседа завяла, и мы один за другим переместились в главную часть комнаты.
Френсис улыбнулась:
— Ты хочешь сказать, Глен, что не получил удовольствия?
Глен зевнул. Он был доктор, образованный и все такое, но при этом манеры имел ужасные. И что самое любопытное, они нас всех устраивали. Взять хотя бы меня и Френсис, плохие манеры в людях нас вообще-то коробили, но только не в Глене. В нашем друге все выглядело симпатичным.
Он улыбнулся:
— Боюсь, Анджела зря старалась, пытаясь впихнуть в меня Бакса. Для него, кажется, там нет места.
— О, Глен, вы должны попытаться его понять. Он чудесный. — Голос Анджелы был пропитан меланхолией, как и положено вечно больной. У нее была привычка обращаться за поддержкой в каком-либо суждении к любому, кто находился рядом. — Правда, Бакс чудесный, Рона?
— Но вы же знаете, Анджела, я не очень музыкальна, — мягко проговорила Рона. — Не стану притворяться, что понимаю Бакса, но если вы говорите, что он чудесный, то вполне готова вам поверить.
— Но он действительно чудесный, — повторила Анджела, беспомощно оглядываясь по сторонам.
Как будто получив сигнал, Джон Уотерхаус, тяжело шагая, приблизился к кушетке, на которой полувозлежала его жена. Походка у него была вразвалку, больше подходящая моряку, а не инженеру-электрику.
— Ты устала, моя дорогая? — спросил он, глядя сверху вниз.
— О, дорогой… немножко. — Анджела посмотрела на нас, как будто извинялась.
— Глен, нам пора уходить, — сказала Рона.
Френсис тронула меня за плечо.
— О нет! — запричитала Анджела. — Рона, я вовсе не это имела в виду. И не хотела разрушать компанию. Еще рано. Я просто потихоньку уйду к себе наверх, а вы оставайтесь, поговорите. Джон, налей им что-нибудь выпить.
— Конечно, дорогая, — заверил ее супруг.
— Я должна идти, — сказала Дейзи. — Обещала быть дома к одиннадцати. Так что, с вашего позволения, пойду оденусь. Все порядке, Анджела, не беспокойтесь. — Она торопливо вышла из комнаты.
Анджела посмотрела на нас, невинно улыбаясь.
— Тогда, если никто не возражает, я пойду…
— Тебя проводить наверх, дорогая? — спросил Джон.
— Это очень мило с твоей стороны, дорогой, но я пока не совсем беспомощна.
Анджела грациозно поднялась с кушетки. Ее стройная фигура, затянутая в безукоризненно пошитое черное вечернее платье, казалась неземной, бесплотной. Эффект подчеркивали бледность лица и дивные золотисто-пепельные волосы. Она являла собой удивительный контраст здоровью и основательности своего супруга. Мне было известно, что Анджеле тридцать шесть лет, но в отличие от Роны она выглядела, во всяком случае, при мягком свете гостиной, не старше двадцати пяти. И постоянные недомогания, преследующие ее с малых лет, внешность не портили.
Анджела нерешительно двинулась в сторону лестницы с блуждающей улыбкой на губах, всем своим видом показывая, что сама сильно удивлена, что может подняться наверх без посторонней помощи.
Вернулась Дейзи в плаще, помахала хозяйке.
— До свидания, Анджела, спасибо за прекрасный вечер. — Она повернулась к Уотерхаусу. — Все в порядке, Джон, не беспокойтесь, Гарольд меня проводит, верно, Гарольд?
— Конечно, Дейзи, — с готовностью отозвался ее кавалер.
Мне нравилась Дейзи. Она была настоящей провинциальной девушкой. То есть выходила гулять в любую погоду, всегда говорила то, что думала. Я не сомневался, что в конце концов она найдет себе мужа.
3С возрастом я все больше стал склонен заниматься самоанализом. Копаться в себе, выискивать причины моего комплекса неполноценности. Признаюсь, меня всегда мучило, когда я чувствовал, что некто превосходит меня своим интеллектом. Вот и сейчас, когда Дейзи и Гарольд ушли, я принялся сравнивать каждого из оставшихся с собой.
Надо сказать, особой скромностью я не отличаюсь, но способен быстро оценить интеллект и другие качества ближнего и, если нужно, признать его превосходство. Для своих друзей я уже давно составил своеобразную табель о рангах, где каждому отвел соответствующее место. Гарольд Чим, например, ничем не превосходил меня, и я даже ставил себя в этой табели о рангах выше Гарольда, но, признаюсь, иногда завидовал его смелости без колебаний ринуться в дебри, куда я не решился бы ступить. И в этом смысле я ставил его выше себя.
Что касается шестерых оставшихся в комнате после ухода Гарольда и Дейзи, то каждому из них было суждено сыграть определенную роль в драме, которая разыгрывалась перед нашими глазами, хотя мы тогда этого не осознавали. Среди них в табели о рангах я ставил себя на шестое место.
О Френсис замечу лишь, что она, несомненно, умнее меня. Досадно признавать этот факт, но никуда не денешься. На первое место без всяких сомнений я поместил Рону Брум. По понятным причинам Джон Уотерхаус шел сразу за ней. А вот с Гленом было сложнее. Мне не нравилось ставить его выше себя, поскольку я знал его с детства. А в том возрасте у меня было неоспоримое превосходство, которое нелегко уступать. Но приходилось, тут уж ничего не поделаешь. Мы уже давно не были детьми, а Глен Брум слыл в округе превосходным доктором, в то время как я не мог бы назвать себя даже хорошим садоводом.
Об Анджеле стоит поговорить особо.
Я попытаюсь описать ее с точки зрения последующих событий, хотя в успехе не уверен. Начну с того, что красавицей она не была. Симпатичная? Пожалуй. Мужчин она привлекала, это несомненно, но познакомившись с ней, обезоруженные ее хрупкой прелестью, они не знали, что делать дальше.
Незнакомых Анджела поначалу приводила в некоторое замешательство. Им казалось, что она смотрит на них свысока, держится вежливо и холодно. Это ощущение усилилось бы, знай они о ее происхождении, о том, что она выросла в старинной знатной семье. Я знал, что никакой это не снобизм, что просто она такая , но все равно это качество в ней меня тоже раздражало.