Джорджетт Хейер - Рождественский кинжал
– Когда Стивен изображает джентльмена, у меня просто дух захватывает, – пробормотала Матильда.
Стоявший неподалеку Джозеф заговорщицки приложил палец к губам. Натаниэль заметил его жест, и Джозеф поспешил предложить:
– Кто хочет сыграть в рамми?
Никто не хотел, наоборот, многие, включая Натаниэля, скорчили недовольные гримасы. После паузы Джозеф обескураженно добавил:
– Тогда во что-нибудь другое?
– Матильда, – объявил Натаниэль не допускавшим возражений тоном, – сыграет с нами в бридж на четверых.
– Ладно, – произнесла она. – А кто в игре?
– Я, Стивен и Моттисфонт. Мы поставим стол в библиотеке, а остальные пусть занимаются своими дурацкими… короче, делают то, что им нравится.
Джозеф, чей оптимизм был поистине несокрушим, подхватил:
– Вот и отлично! Никто не будет беспокоить серьезных людей, а мы, существа легкомысленные, сможем валять дурака в свое удовольствие!
– Только не надейтесь, что я стану играть! – предупредил Ройдон. – Я не отличу одну карты от другой.
– О, вы быстро привыкнете! – успокоил его Джозеф. – Мод, дорогая, наверное, тебя нам вряд ли удастся уломать?
– Да, Джозеф, лучше я займусь своим пасьянсом, если только кто-нибудь пододвинет ко мне этот столик.
Валери, недовольная тем, что ее жених проведет весь вечер за игрой в бридж, одарила Ройдона ослепительной улыбкой.
– Я мечтаю услышать от вас об этой пьесе! Умираю от любопытства. Скорее идите сюда и все мне расскажите!
Уиллоби, раздраженный полным безразличием со стороны Натаниэля, немедленно приблизился к ней, а с Джозефом и его карточной игрой осталась лишь Пола. Сообразив, что в подобной ситуации из его затеи ничего путного все равно не выйдет, он с легким вздохом подсел к жене и стал смотреть, как она раскладывает пасьянс.
Пола еще немного походила по комнате, перебросившись парой фраз с Ройдоном и мисс Дин, потом села на диван и принялась перелистывать иллюстрированный журнал. Вскоре Джозеф присоединился к ней и спросил, доверительно понизив голос:
– Так что за пьеса, дорогуша? Расскажи своему дядюшке. Комедия? Трагедия?
– Ни то ни другое, – ответила Пола. – Это тонкое изучение характеров. На свете нет такой пьесы, в которой я хотела бы сыграть больше, чем в этой. Она написана для меня. Там все про меня!
– Я тебя отлично понимаю, – кивнул Джозеф, сочувственно похлопав ее по руке. – Как часто людям приходится переживать нечто подобное. Сейчас трудно поверить, но все мои родные и друзья были в шоке, когда в юности я бросил престижную работу в адвокатской конторе и поступил в театральную труппу. – Он довольно рассмеялся. – Да, я был романтичным парнем! Многие считали меня безмозглым юнцом, но я никогда об этом не жалел, никогда!
– Лучше бы ты уговорил дядю Натаниэля дать мне деньги, – проворчала раздосадованная Пола.
– Я попробую, дорогая, но ты же знаешь его! Старый ворчун! Милейший человек, но с причудами.
– Две тысячи фунтов для него пустяк! Не понимаю, почему я не могу получить их сейчас, вместо того чтобы дожидаться его смерти?
– Скверная девчонка! Делишь шкуру неубитого медведя?
– Вовсе нет. Он обещал, что оставит мне кое-какую сумму. В конце концов, я его племянница.
Джозефу не нравился подобный практицизм. Вместо ответа он поцокал языком и снова похлопал Полу по руке.
Мод тем временем с блеском завершила свой пасьянс и неожиданно предложила Поле что-нибудь продекламировать.
– Обожаю хорошую декламацию, – заявила она. – Помнится, я часто читала одно трогательное стихотворение про человека, который умер от жажды на эстакаде Ллано. Кажется, он ехал куда-то верхом. Это было очень драматично, но с тех пор прошло много времени, и я все забыла.
Присутствующие с облегчением перевели дух. Пола сказала, что не любит декламацию, но если бы дядя Натаниэль не вздумал играть в бридж, она бы попросила Уиллоби почитать свою пьесу.
– Полагаю, это было бы очень мило, – безмятежно согласилась Мод.
Натаниэль не привык засиживаться допоздна и не собирался менять свой распорядок дня ради гостей. В одиннадцать часов вечера игроки в бридж вернулись в гостиную, где их уже ждал поднос с напитками, и Натаниэль заявил, что отправляется спать. Эдгар Моттисфонт робко пробормотал:
– Вообще-то я хотел с тобой кое о чем поговорить.
Натаниэль хмуро взглянул на него из-под кустистых бровей.
– Слишком поздно для деловых бесед.
– Я тоже собиралась перекинуться парой слов, – вставила Пола.
– Увы, придется тебя разочаровать, – усмехнулся он.
Мод стала собирать карты.
– Боже мой, уже одиннадцать? Пожалуй, я тоже пойду.
Валери расстроилась, что придется закончить вечернику в такой ранний час, но Джозеф весело воскликнул:
– Надеюсь, больше никто не собирается спать? Темнота – друг молодежи, верно, Валери? Как насчет того, чтобы пойти в бильярдную и включить музыку?
– Лучше, если ты отправишься в кровать, – заметил Натаниэль, на которого энтузиазм брата действовал угнетающе.
– Наоборот! – возразил Джозеф. – Тебе будет гораздо лучше, если ты останешься с нами!
Тут ему в голову пришла неудачная мысль ободряюще хлопнуть его по спине. Все видели, что удар пришелся между лопаток, но Натаниэль, не выносивший прикосновений, застонал от боли:
– Мой радикулит!
Он с трудом поплелся к двери, схватившись за поясницу и шаркая, как инвалид. Его родные давно привыкли к подобным выходкам, но Валери широко распахнула свои красивые глаза и произнесла:
– А я и не знала, что радикулит так опасен.
– Дело не в радикулите. Просто дядя Натаниэль любит развлекаться, – заметил Стивен, протянув Матильде виски с содовой.
– Нет-нет, ты не прав! – запротестовал Джозеф. – У бедняги Натаниэля часто бывают ужасные приступы. Это я сглупил – попал по больному месту. Может, мне пойти за ним?
– Не стоит, – мягко возразила Матильда. – Так он еще больше рассердится. А почему у нашей милой Полы испуганный вид?
– Это все из-за дома! – выпалила та. – Удивляюсь, как вы сидите здесь уже битый час и не чувствуете жуткой атмосферы?
– Тише, актриса говорит! – насмешливо вставил Стивен.
– Смейся сколько хочешь! – огрызнулась Пола. – Но даже ты ощущаешь это напряжение!
– Знаете, очень странно, но я понимаю, о чем говорит Пола, – вмешалась Валери. – Действительно, здесь какая-то особая атмосфера. – Она игриво повернулась к Ройдону: – Вы могли бы написать об этом очаровательную пьесу, правда?
– Я подумаю, – уклонился от прямого ответа драматург.
– О, я уверена, что человек вроде вас может написать прекрасную пьесу о чем угодно! – воскликнула Валери, с восхищением глядя на него.