Агата Кристи - Каприз
— А как с этими колышками, Аманда, — спросил сэр Джордж, — и с клюшками для гольфа?
— Все улажено, сэр Джордж. Мистер Бенсон из клуба любителей гольфа был очень любезен.
Она подала Пуаро его чашку.
— Сандвич, месье Пуаро? Эти с помидором, а эти с мозгами. Но, может быть, вы желаете пирожное с кремом? — спросила мисс Брэвис, вспомнив о четырех кусочках сахара.
Пуаро пожелал пирожное, он выбрал себе особенно сладкое и с очень жидким кремом. Осторожно положив его на блюдечко, он пошел и сел рядом с хозяйкой дома. Она все еще была занята своим бриллиантом и с довольной улыбкой ребенка подняла к нему свое лицо.
— Взгляните. Он очень красив, не правда ли?
Он изучающе смотрел на нее. На ней была широкополая шляпа из ярко-красной соломки в стиле кули. И, отражая ее цвет, мертвенно-белая кожа лица казалась розоватой. Белая кожа, яркие губы, обильно накрашенные ресницы и мягкие, похожие на бархат черные волосы придавали ее лицу экзотически-томный вид. Несколько тяжеловесная, не английского типа, она казалась существом, случайно вырванным из-под тропического солнца и помещенным в английскую гостиную. Но особенно удивили Пуаро ее глаза. Их взгляд был каким-то детским и почти пустым.
Она задала свой вопрос в доверительно-наивной манере, и Пуаро ответил ей в том же тоне:
— Очень красивое колечко.
Ей было приятно это слышать.
— Его вчера подарил мне Джордж, — понизив голос, объяснила она, словно доверяя ему тайну. — Он делает мне массу подарков. Он очень добр.
Пуаро посмотрел на кольцо и на протянутую вдоль подлокотника руку. Ногти были очень длинные, с красновато-коричневым маникюром.
«Они трудиться не умеют и не умеют они прясть…»
— пришло ему в голову.
Он и в самом деле не мог себе представить леди Стаббс за прялкой. Но и с невинным полевым цветком ее нельзя было сравнивать тоже. Это был искусственный, куда более сложный цветок.
— У вас прекрасная гостиная, мадам, — сказал он, оценивающим взглядом окинув комнату.
— Вероятно, — ответила леди Стаббс неопределенно.
Ее внимание по-прежнему было поглощено кольцом. Склонив на одну сторону голову, она все еще шевелила рукой и любовалась зелеными искорками внутри камня.
— Вы видите, — сказала она доверительно, — оно мне подмигивает.
Она вдруг разразилась смехом. Пуаро был несколько шокирован: это был громкий истерический смех.
— Хэтти, — донесся с другого конца комнаты голос сэра Джорджа. Голос был мягок и добр, но в нем чувствовалось и требование. Леди Стаббс перестала смеяться.
Пуаро продолжал в традиционном духе:
— Девонширские места великолепны! Не правда ли?
— Они красивы днем… когда нет дождя. Но здесь нет ночных клубов, — добавила она печально.
— А, понимаю: вы любите ночные клубы?
— О, да! — пылко ответила леди Стаббс.
— А почему вы их так любите?
— Там много музыки и можно потанцевать. Я надеваю свои самые лучшие наряды, браслеты, кольца. На других женщинах тоже красивые наряды и драгоценности, но мои лучше.
Она улыбнулась с нескрываемым удовлетворением. Пуаро вдруг почувствовал к ней жалость.
— И это вас очень развлекает?
— Да. И казино мне нравится. Почему в Англии нет казино?
— Мне это тоже интересно, — ответил со вздохом Пуаро. — Я полагаю, дух казино противоречит английской натуре.
Она посмотрела на него непонимающим взглядом, потом, слегка склонившись к нему, сообщила:
— Однажды в Монте-Карло я выиграла шестьдесят тысяч франков. Я поставила на двадцать седьмой номер, и он выиграл.
— Это, должно быть, очень волнует, мадам.
— О, да! Джордж дает мне деньги на игру, но я обычно проигрываю, — сказала она с грустью.
— Это печально.
— О, это не имеет значения. Джордж очень богат. Хорошо быть богатым, не правда ли?
— Очень хорошо, — ответил вежливо Пуаро.
— Если бы я не была богатой, я, наверное, была бы похожа на Аманду.
Она перевела взгляд на мисс Брэвис за чайным столом и внимательно и бесстрастно стала изучать ее.
— Вы не находите, что она очень уродлива?
В этот момент мисс Брэвис подняла голову и посмотрела в ту сторону, где они сидели. Леди Стаббс говорила негромко, но Пуаро подумал, не услышала ли мисс Брэвис ее слов. Он отвернулся, и его взгляд встретился с насмешливым взглядом капитана Уорбартона.
Пуаро постарался переменить тему разговора.
— Вы были очень заняты в подготовке к празднеству? — спросил он.
— О, нет, — Хэтти Стаббс покачала головой. — Мне кажется, что это очень скучное и очень глупое занятие. В поместье ведь есть слуги и садовники. Почему бы им не заняться этой работой?
— О, моя дорогая, — вмешалась миссис Фоллиат. Она только что подошла и села возле, на диване. — Эти сословные принципы вам были внушены, когда вы воспитывались на своем острове. Но в наши дни жизнь в Англии, к сожалению, совсем другая. Сейчас почти все нужно делать самому, — добавила она, вздохнув.
Леди Стаббс пожала плечами.
— Я считаю, что это глупо. Какой же тогда смысл быть богатым, если все нужно делать самому?
— Не все, — миссис Фоллиат улыбнулась ей, — а только кое-что. Я сама люблю возиться в саду или готовиться к празднеству, вроде завтрашнего.
— Оно будет похоже на вечеринку? — спросила леди Стаббс с надеждой.
— Да. Но только будет много-много людей.
— Как в Эскоте[6]? Огромные шляпы, и все такие шикарные?
— Ну, не совсем как в Эскоте, — сказала миссис Фоллиат и мягко добавила: — Но вы должны попробовать, и вам понравятся сельские обычаи, Хэтти. Вам следовало бы помочь нам утром, а не лежать в постели до чая.
— У меня болела голова, — капризно объявила Хэтти. Ее настроение вдруг изменилось, и она нежно улыбнулась миссис Фоллиат.
— Но завтра я буду послушная и буду делать все, что мне скажут.
— Это будет очень мило с вашей стороны, дорогая.
— А у меня сегодня новое платье. Его принесли утром. Поднимитесь со мной наверх и взгляните на него.
Миссис Фоллиат колебалась. Леди Стаббс встала.
— Вы должны пойти, — сказала она настойчиво. — Пожалуйста. Платье такое красивое! Пойдемте!
— О, с удовольствием…
Миссис Фоллиат усмехнулась и встала.
Когда вслед за высокой фигурой Хэтти сна выходила из комнаты, Пуаро взглянул на ее лицо и был поражен: вместо недавней улыбки оно выражало крайнюю усталость и скуку. Казалось, на какой-то момент она утратила бдительность и стала безразлична к соблюдению светских приличий. И даже больше: возможно, она страдала какой-нибудь болезнью, о которой, подобно многим женщинам, никому не рассказывала. «Она не из тех, кто ищет жалости или сочувствия», — подумал Пуаро.
