Джон Карр - Назло громам
— Думаете, он не мог этого сделать? — спросил доктор Фелл. — Он — сын Десмонда Ферье. Поверьте мне, этот молодой человек, который жаловался на то, что не понимает артистов, в каком-то смысле оказался гораздо лучшим артистом, чем любой из вас.
— Что с ним будет? — поинтересовалась Одри, не поднимая глаз.
— Пожизненное заключение, — отозвался Брайан. — Как я уже говорил его отцу, в кантоне Женева в настоящий момент нет смертной казни за убийство.
— Погодите! — раздраженно воскликнул Хатауэй. — Я готов проглотить обиду, если вы так настаиваете, но хочу ясности. Его отец знал, что он виновен?
Доктор Фелл приподнял голову над пенковой трубкой, которую раскуривал.
— Нет, черт возьми! Но его отец страшно боялся этого, и боялся с того самого момента, как начались отношения между его сыном и женой. Когда он наконец понял, что его сын — прирожденный убийца, было уже слишком поздно. Убийство было совершено, а дело передано из любительских рук (моих), которые Десмонд Ферье мог контролировать, в руки полиции, и ему оставалось лишь постараться как-то его замять. Таким образом (и вы в этом убедитесь) по невероятной иронии судьбы он вынужден был играть роль, которую ему чаще всего приходилось исполнять на сцене, но это, разумеется, не доставляло ему совершенно никакого удовольствия. На самом деле это еще мягко сказано. Бывали дни, когда Десмонд находился на грани помешательства. Если попытаться объяснить…
Хатауэй легонько стукнул по столу рукой.
— Прошу вас, объясните! — попросил он. — Объясните все с самого начала.
Отблески пламени плясали на потолке. Доктор Фелл, лохматая фигура которого казалась странной и даже немного безумной, к своему удовлетворению наконец раскурил трубку и выдохнул дым, что-то бормоча про себя.
— Ну что ж, сначала так сначала, — согласился он. — Месяц назад Десмонд Ферье специально приехал в Лондон, чтобы встретиться со мной, и попросил меня прибыть в Женеву. Он говорил, что страшно обеспокоен, рассказал мне историю, произошедшую с его женой в Берхтесгадене семнадцать лет назад, а потом в свойственном ему шутливом тоне (чтобы в случае необходимости отказаться от своих слов) намекнул на то, что его жена якобы хочет его отравить.
— Но ведь на самом деле Ферье так не думал, не так ли? — спросил Брайан. — Помнится, вы прямо сказали ему, что он сам не верит в то, что говорит.
— Погодите! — остановил его доктор Фелл. — Если позволите, я продолжу последовательно излагать события, чтобы все стало ясно. — И он снова задумчиво затянулся трубкой. — Даже для таких слепых глаз и глухих ушей, как мои, было совершенно очевидно, что его волновала ситуация, сложившаяся в его семье. Он не говорил всей правды — по какой-то неведомой мне причине явно кого-то защищал. Как вам известно, несколько лет назад я, благодаря информации сэра Джералда, изучал случай, произошедший в Берхтесгадене…
— Вот еще! — откликнулся Хатауэй.
— Как стало известно позже, в то самое время, когда Десмонд Ферье приезжал ко мне в Лондон, миссис Ферье взялась доказывать свою невиновность в берхтесгаденском деле. Для этого она пригласила к себе мисс Кэтфорд и сэра Джералда. Но также пригласила и вас, мисс Пейдж, — спрашивается, зачем? Итак, мне предстояло разобраться в этой непростой и странной истории, рассказанной Десмондом Ферье. Что именно так огорчало и тревожило его в собственной семье? Было очевидно, что тот, кого он так стремится защитить, вовсе не миссис Ферье. Наоборот, он намеренно намекал, что жена грозится его отравить, и даже не пытался скрыть какие-либо факты, касающиеся ее жизни, за исключением одного: он не сказал мне, что до брака с ним Ева Ферье уже дважды была замужем. А когда я обнаружил некоторые сведения об этих двух мужьях…
Доктор Фелл смущенно замолчал, и Одри тут же набросилась на него с вопросами:
— Не могли бы вы объяснить, доктор, почему вы придаете такое большое значение этим двум мужьям? Не потому ли, что оба они умерли насильственной смертью?
— Нет, — ответил доктор Фелл. — Этот факт, безусловно, важен, однако не менее важно показать, как развивались события. Красивые женщины, так сказать, профессиональные чаровницы, а особенно такого чрезмерно невротического типа, как Ева Ферье, склонны привлекать подобных же мужчин. Им нравится существовать в атмосфере волнений, тревог и даже насилия.
С другой стороны, их не следует считать потенциальными убийцами. Еву Ферье нельзя обвинить в том, что ее первый муж, химик-аналитик с неустойчивой психикой, покончил с собой после их развода, а смерть в бою второго ее мужа, летчика-истребителя, была обычным военным эпизодом. В данном случае меня интересовал другой факт…
— Какой другой факт? — настаивала Одри. — Что именно вас интересовало?
— Каждый из двух предыдущих мужей Евы, — ответил доктор Фелл, — был моложе ее.
— Моложе?
— Ох… кхм… да! Кстати, второй муж, который, как я слышал, был самой большой любовью в ее жизни, был намного моложе Евы.
Во второй раз она вышла замуж в 1937 году. В это время (даже если она и была старше, чем утверждала) ей было лет двадцать пять — двадцать шесть. Через два года разразилась война, и муж Евы вступил в военно-воздушные силы Великобритании, стал летчиком-истребителем. Обратите внимание: через два года! Я, может быть, и не стал бы так углубляться, если бы в дальнейшем не обнаружились реальные даты. Если бы «большая любовь» Евы был одного с ней возраста или даже старше, то разве могли его принять на службу и обучать специальности летчика-истребителя, то есть специальности, для которой двадцативосьмилетние люди считаются стариками?
Позже я узнал, что, когда они поженились, ему было девятнадцать. Если я хитрил и не рассказывал всего, что знал, — доктор взглянул на Брайана, — то только потому, что мне приходилось с величайшей осторожностью расспрашивать Десмонда Ферье в присутствии других людей.
— О первом муже Евы вы тоже знали? — спросил Брайан.
— Да, знал; собственно говоря, так же, как и вы. — Доктор Фелл взъерошил свою густую шевелюру. — Кстати, мне стало известно, что сэр Джералд послал от моего имени телеграмму заместителю командира Эллиоту. Того не удивила просьба срочно предоставить информацию, за которой я уже обращался к нему ранее. В конце концов, послал же я однажды телеграмму, в которой сообщил, что нахожусь в Маркет-Харбороу, и спрашивал, где я должен быть. Так что Эллиот снова сообщил все, что ему было известно об этом молодом человеке — первом муже Евы Ферье.
Затем, приехав в полдень четверга в Женеву, я стал изучать те факты, о которых вы сами узнавали в различное время. Оказалось, что у Десмонда Ферье, так обеспокоенного чем-то, есть сын двадцати четырех лет. Каждым своим словом тот человек давал понять, что он себе на уме. С отцом и мачехой он поддерживал довольно странные отношения; они, в свою очередь, тоже относились к нему весьма своеобразно, например… — Тут доктор, который до этого как бы обращался к Брайану, бросил беспокойный взгляд на Одри, а затем снова на Брайана. — Например, говорил вам Филип Ферье, что даже не подозревал, что Ева была замешана в опасном инциденте в Берхтесгадене в 1939 году?
