Эрнст Гофман - Зловещий гость (сборник)
Даниэль молчал.
«То же, что было вчера с тобой, – продолжал Ф., – я уже видел однажды. У меня был друг, который так же, как ты, каждое полнолуние совершал ночные прогулки. Часто он даже садился за стол и начинал писать письма. Но самым странным было то, что, если я начинал тихонько шептать ему на ухо, мне быстро удавалось заставить его говорить. Он правильно отвечал на все вопросы, и даже то, что он бы тщательно скрыл наяву, теперь невольно вылетало из его уст, точно он не имел сил противостоять тому, кто на него воздействовал. Черт возьми! Я думаю, что если на душе у лунатика какой-нибудь старый грех, то можно расспросить его об этом во время его приступа лунатизма… Благо тому, у кого чистая совесть, как у нас с тобой, добрый мой Даниэль, – мы можем вечно быть лунатиками, и никто не узнает от нас ни о каком преступлении!.. Но, слушай, Даниэль, – ты, верно, хочешь попасть в астрономическую башню, что так ужасно царапаешься в заложенную стену? Верно, хочешь работать, как старый Родерих? Вот я у тебя скоро спрошу об этом!»
В то время как Ф. говорил, старик дрожал все сильнее. Наконец, все тело его забилось в ужасных судорогах, и он начал пронзительно бормотать что-то непонятное. Адвокат позвал слуг. Те явились со свечами, но старик все не успокаивался. Тогда его подняли и перенесли в постель. Это тяжелое состояние длилось около часа, после чего он впал в глубокий обморок, похожий на сон. Когда Даниэль очнулся, то потребовал вина и, когда его принесли, выпроводил слугу, который должен был с ним сидеть, и заперся, по обыкновению, у себя в комнате. Ф. действительно решил сделать попытку, о которой говорил домоправителю, хотя сам должен был признать, во-первых, что Даниэль, может быть сам впервые узнавший о своем лунатизме, сделает все, чтобы избежать повторений, а во-вторых, что показания, сделанные в таком состоянии, недостаточны, чтобы на них можно было что-нибудь построить.
Несмотря на это, адвокат отправился около полуночи в залу, надеясь, что Даниэль, как бывает при этой болезни, снова начнет бессознательно действовать. В полночь во дворе поднялся шум. Ф. ясно слышал, как открылось окно; он побежал вниз и, сойдя с лестницы, почувствовал, что навстречу ему валит удушающий дым, который, как он вскоре заметил, шел из отворенной комнаты домоправителя. Старика перенесли почти без сознания в другую комнату и уложили в постель.
Слуги рассказывали, что в полночь одного из них разбудил странный стук. Слуга подумал, что со стариком что-то случилось, и поспешил встать, чтобы ему помочь, но тут караульный закричал во дворе: «Пожар! Пожар в комнате господина домоправителя!» На этот крик сбежалось несколько слуг, но все усилия отворить дверь оказались тщетны. Они бросились во двор, но караульный уже выбил окно комнаты, находившейся на нижнем этаже, и сорвал горящие занавески, причем два ведра воды, вылитые в комнату, совершенно потушили пожар. Домоправителя нашли лежащим на полу посреди комнаты в глубоком обмороке. Он устроил этот пожар и крепко держал в руке подсвечник с горящими свечами, от которых вспыхнули занавески. Падающие клочки догоравших занавесок обожгли брови и волосы старика. Если бы караульный не заметил пожара, тот бы уже весь сгорел. К немалому своему удивлению, слуги обнаружили, что дверь комнаты была заложена изнутри двумя засовами, которых не было накануне. Ф. понял, что старик пытался сделать так, чтобы невозможно было выйти из комнаты, но не мог противостоять слепому влечению.
Даниэль опасно заболел: он не говорил, почти ничего не ел и, точно подавленный какой-то страшной мыслью, постоянно смотрел перед собой остановившимся взглядом. Адвокат думал, что старик уже не встанет.
Ф. сделал все возможное для своего любимца барона, теперь нужно было спокойно ждать развития событий, и потому он хотел вернуться в К. Отъезд был назначен на следующее утро. Поздно вечером Ф. упаковывал свои бумаги, и тут ему в руки попался маленький пакет, адресованный ему бароном Губертом фон Р., с его печатью и надписью: «Прочесть после вскрытия моего завещания». Этого пакета адвокат по какой-то непонятной причине раньше не заметил. Только он собрался его распечатать, как дверь отворилась, и в комнату тихой походкой вошел Даниэль. Он положил на письменный стол черную папку, которую держал под мышкой, потом со страшным, глубоким вздохом упал на колени и, судорожно схватив Ф. за руки, сказал глухим голосом: «Не хочу умирать на эшафоте, что бывает там, наверху!» Потом он поднялся со страшной одышкой и вышел из комнаты так же, как и вошел.
Адвокат всю ночь читал бумаги из черной папки и пакета Губерта. Эти документы были связаны между собой и указывали на меры, которые следовало принять. Как только Ф. приехал в К., он отправился к барону Губерту фон Р., который принял его с грубой надменностью. Но в результате этих переговоров, начавшихся в полночь и продолжавшихся без перерыва до поздней ночи, барон на другой день объявил перед судом, что, согласно завещанию отца, он признает претендента на майорат законным сыном старшего сына барона Родериха фон Р., Вольфганга фон Р., сочетавшегося законным браком с девицей Жюли де Сен-Валь, признавая его вместе с тем и законным наследником майората. Когда он покинул зал суда, у дверей уже стоял его экипаж, запряженный почтовыми лошадьми, и он быстро уехал прочь, оставив в растерянности своих мать и сестру. Возможно, им не суждено было когда-либо увидеть его вновь.
Родерих удивлялся обороту, который приняло дело, и просил Ф. объяснить, как могло случиться такое чудо и какая таинственная сила тут была замешана. Адвокат успокоил его относительно будущего, в особенности же относительно того времени, когда он вступит во владение майоратом. Но пока передача майората еще не могла состояться, потому что суд, неудовлетворенный заявлением Губерта, требовал полного удостоверения личности Родериха. Ф. попросил барона позволить ему жить в Р-зиттене, прибавив к этому, что мать и сестра Губерта, поставленные в затруднительное положение его быстрым отъездом, предпочли бы спокойную жизнь в родовом замке шумной и дорогой городской жизни.
Восторг, с которым Родерих ухватился за мысль хоть некоторое время пожить под одной кровлей с баронессой и ее дочерью, показал, какое глубокое впечатление произвела на него прелестная, грациозная Серафина. И действительно, барон так хорошо воспользовался своим пребыванием в Р-зиттене, что спустя всего несколько недель добился ответной любви Серафины и получил согласие ее матери на этот союз. Ф. находил, что все это слишком поспешно, ведь признание Родериха законным владельцем майората все еще было под сомнением. Письма из Курляндии нарушили идиллическую жизнь в замке: Губерт совсем не показывался в имениях, он поехал прямо в Петербург, поступил на военную службу и был теперь в составе войска, идущего в Персию, с которой воевала в то время Россия. Это обстоятельство сделало необходимым быстрый отъезд баронессы с дочерью в имения, где царил полный хаос. Родерих, уже считавший себя сыном баронессы, не упустил случая сопровождать свою милую; Ф. тоже вернулся в К. Так замок опять опустел.
