Майнет Уолтерс - Уздечка для сварливых
Пьет и развратничает. В жизни Джеймса ничего иного никогда не было.
Сегодня я стала на тридцать шесть с половиной тысяч богаче, чем вчера, и это приводит меня в восторг. Чек от страховой компании за вещи, украденные из сейфа, пока мы с Джоанной были в Чешире, оказался на целых двадцать три с половиной тысячи. Большая часть страховых денег выплачена за бриллиантовый гарнитур, принадлежавший моей бабушке. Одна только тиара была застрахована на пять с половиной тысяч, хотя, думаю, она стоила больше, так как я не оценивала ее со времени смерти отца. Зачем иметь столько украшений, в которых лично я и в гроб бы не легла? Нет ничего более уродливого, чем витиеватые викторианские драгоценности.
А вот часы Джеймса далеки от вульгарности. Возможно, потому, что их покупал отец Джеймса, а не он сам. Я носила их в «Сотбис» [30] на оценку и обнаружила, что они стоят вдвое больше тех двенадцати тысяч, на которые застрахованы. Таким образом, заплатив Джеймсу двенадцать тысяч фунтов, я сохраняю одиннадцать с половиной тысяч от страхового чека и выгодно покупаю у своего презренного мужа очень перспективный товар стоимостью в двадцать пять тысяч.
Как я уже сказала, месть – это блюдо, которое лучше есть холодным...
ГЛАВА 14
Чуть раньше в тот же день высокий, изысканно одетый мужчина вошел в офис Пола Даггана. Он назвался Джеймсом Гиллеспи и в качестве доказательства спокойно предоставил паспорт и свидетельство о браке с Матильдой Берил Гиллеспи. В полной уверенности, что он произвел эффект, близкий к эффекту разорвавшейся бомбы, посетитель опустился на свободный стул, положил ладони на рукоятку трости и уставился на Даггана из-под пышных седых бровей.
– Удивлены, а? – Даже с другого конца стола можно было уловить исходивший от мужчины сильный запах виски.
Адвокат тщательно проверил паспорт, затем положил его на блокнот перед собой.
– Это несколько неожиданно, – ответил он сухо. – Я полагал, что миссис Гиллеспи вдова. Она никогда не упоминала о муже. Или о бывшем муже.
– Естественно, – проворчал вновь прибывший. – Ее больше устраивало считаться вдовой.
– Почему вы не развелись?
– Не было нужды.
– Этот паспорт выдан в Гонконге.
– Я жил там последние сорок лет. Работал в разных банках. Вернулся, когда понял, что пора подумать о последних днях. Пекин непредсказуем. И человеку моего возраста в Китае теперь неуютно.
Он говорил короткими, обрывистыми предложениями, как будто спешил покончить с формальным обменом любезностями.
– Тогда почему вы пришли ко мне? – Дагган с любопытством рассматривал необычного посетителя: грива седых волос, кожа оливкового цвета, покрытая глубокими морщинами вокруг глаз и рта. При более близком рассмотрении сквозь ауру видимого процветания проглядывала бедность. Одежда мистера Гиллеспи когда-то была хорошего качества, но время и частое использование сыграли свою роль – костюм и пальто из верблюжьей шерсти уже лоснились.
– По-моему, это очевидно. Я пришел потребовать то, что мне причитается.
– Как вы узнали, что миссис Гиллеспи умерла?
– У меня есть источники.
– А как вы узнали, что я ее душеприказчик?
– У меня есть источники, – повторил собеседник адвоката.
Любопытство Даггана все подогревалось.
– И что, по-вашему, вам причитается?
Пожилой мужчина вынул бумажник из внутреннего кармана, достал сложенные листки очень тонкой бумаги и разложил их на столе.
– Опись имущества моего отца. Оно было разделено на три равные части между его тремя детьми сорок семь лет назад, после его смерти. Моя доля – предметы, помеченные инициалами «Дж. Г.». Я думаю, вы убедитесь, что по крайней мере семь из них встречаются в описи имущества Матильды. Они никогда ей не принадлежали. И я хочу их забрать.
Дагган внимательно прочитал документы.
– Какие конкретно семь предметов вы имеете в виду, мистер Гиллеспи?
Огромные белые брови яростно сдвинулись.
– Не играйте со мной, мистер Дагган. Конечно же, я имею в виду часы. Два «Томаса Томпиона», «Книббз», напольные часы семнадцатого века красного дерева, часы «Лира» времен Людовика Шестнадцатого, часы восемнадцатого века с маятником и часы-распятие. Мои отец и дед были коллекционерами.
Дагган положил руки поверх описи.
– Позвольте спросить, а почему вы считаете, что эти вещи должны значиться в описи имущества миссис Гиллеспи?
– Вы хотите сказать, их там нет? Адвокат уклонился от прямого ответа.
– Если я правильно понял, вас не было в стране сорок лет. Откуда вам знать, чем владела ваша супруга на день смерти?
Старик фыркнул.
– Эти часы – единственная ценность, которая у меня была. Матильда из кожи вон лезла, мечтая их заполучить. Она их украла. И ни за что бы не продала.
– Как ваша жена могла украсть часы у вас, если вы все еще женаты?
– Она вытянула их у меня хитростью.
– Боюсь, я вас не понимаю.
Гиллеспи вынул из бумажника письмо и передал адвокату.
– Думаю, это все объяснит.
Дагган развернул письмо. Его отправили из «Кедрового дома» в апреле шестьдесят первого года.
«Дорогой Джеймс!
С сожалением сообщаю, что во время ограбления, которое произошло у нас дома на Рождество, украли много ценных вещей, в том числе и твою коллекцию часов. Сегодня я получила чек от страховой компании и посылаю тебе его копию. Они возмещают мне в общей сложности двадцать три с половиной тысячи фунтов. Также посылаю чек на двенадцать тысяч фунтов – такова страховая стоимость твоих семи часов. Ты купил мое молчание, оставив часы мне, и я возмещаю их стоимость только из опасения, что однажды ты все равно вернешься и потребуешь денег. Ты был бы очень разозлен, узнав, что я обманула тебя во второй раз. Отправляя деньги, я надеюсь, что больше у меня не возникнет необходимости общаться с тобой.
Матильда».
Дагган озадаченно взглянул на собеседника:
– Я все равно не понимаю.
– Часы не украли.
– Она дала вам за них двенадцать тысяч фунтов. В шестьдесят первом году это было целое состояние.
– Матильда смошенничала, сказав мне, что часы похищены. Я поверил ей и взял деньги. Мне и в голову не пришло, что она врет. – Джеймс Гиллеспи раздраженно постучал по полу тростью. – Есть два варианта. Либо она сама спрятала часы и ввела в заблуждение страховую компанию; тогда, по-моему, это уголовное преступление. Второй вариант: украли другие вещи на сумму страховки в двадцать три с половиной тысячи, и она воспользовалась возможностью отобрать у меня часы. Тоже преступление. – Уголки его дряхлого рта опустились. – Матильда знала их стоимость. Часы были чуть ли не самой ценной вещью из всего ее имущества. Я сам ездил в «Сотбис». По приблизительным прикидкам, имея на руках только опись, их оценили больше чем в сто тысяч. А на аукционе могло получиться и с полмиллиона! Я хочу их вернуть, сэр.
