Джон Карр - Патрик Батлер защищает
Вам показалось, что он углубился в газету и что-то бормочет про себя. Лица не было видно — вы сами отметили, что при его малом росте лицо в зеркале не отражалось. И туловища с торчащим в груди кинжалом тоже видно не было. Поэтому вы сочли его целым и невредимым.
Безумная сцена полностью нарисовалась перед мысленным взором Хью. Но все-таки он видел в ней что-то странное, необычное…
— Стойте! — воскликнул он.
— Что?
— Разве Абу не вскрикнул бы, получив удар кинжалом? Не попытался бы увернуться, не сделал бы что-нибудь?
— Нет, — четко, раскатисто ответил Батлер. — Позже вы своими глазами видели ту же самую сцену, хотя и не со смертельным исходом. На улице у магазинчика Коттерби.
— Вы о чем это, черт побери?
— Видели, как Коттерби в суматохе метнул нож? Что за этим последовало?
Хью опять открыл рот и промолчал, все поняв.
— Почти любой человек, — объяснил Батлер, — неожиданно получивший удар ножом или пулю, слишком ошеломлен, чтобы кричать. Он пока еще не понял, что стряслось. Возможно, вскоре дернется, что-то шепнет, как Абу. И только со временем, осознав случившееся, начинает вопить, лихорадочно суетиться… Вот почему Абу обеспечил алиби мистеру Джеймсу Вогану и оставил нам тайну запертой комнаты.
— Значит, Джим старался обеспечить себе алиби и оставить нам тайну запертой комнаты?
— Нет! — звучно крикнул барристер. — Зачем ему запертая комната? Он хотел выдать убийство за самоубийство. Разве он не старался изо всех сил убедить вас в том! Приводил всевозможные доводы, блистал красноречием… Если вы правильно описали его поведение после убийства, он едва голову не потерял, уверяя вас в самоубийстве Абу. Вы не поверили, утверждая, что это убийство. Поэтому он, сам того не желая…
— Что?
— Постарался переложить вину за убийство на вас, — заключил Батлер.
Кабинет медленно закружился перед глазами Хью.
— Но ведь Джим удрал, ошалев от страха! Навлек на себя преследование полиции! Навлек на себя подозрения!…
Он замолчал, увидев кисло сморщившуюся физиономию ирландца.
— Неужели? — переспросил Батлер. — Когда вы убежали, случайно захватив его портфель, Небеса ниспослали ему идеальный шанс. Он просто сунул в ваш кейс окровавленные перчатки и принялся ждать. Полицейские непременно должны были их обнаружить. Ваш драгоценный друг ни па миг не терял головы. Он убежал от полиции, хорошо зная, что в итоге полиция заподозрит не его, а вас. Он, конечно, легко объяснился бы при задержании. Полиции показалось бы, будто друг рыцарски вас выгораживает. Он поступил очень умно. Даже по телефону вас уговаривал явиться с повинной, признаться в убийстве… Неплохое, хоть и тошнотворное представление. Он успешно продвигался к цели.
Адвокат взял со стола темно-синие ножны, сунул в них окровавленный кинжал, бросил к себе в портфель.
— Наконец, позвольте объяснить мою роль в этом деле, — продолжал он. — Заместитель комиссара уголовного розыска сам юрист и мой друг. Кое-кому из присутствующих, наверно, известно, что полицией лондонского Сити управляет Совет палаты общин. Несмотря на легенды о соперничестве, его председатель тесно сотрудничает с отделом уголовного розыска Скотленд-Ярда. И мне разрешили заняться расследованием при условии постоянного согласования моих действий с инспектором Даффом. — Батлер повысил голос: — Инспектор!
— А?
— В моем кейсе, — отчеканил барристер, — вы, кроме всего прочего, обнаружите хлопчатобумажные садовые перчатки, которые надевал Воган. Он мог незаметно купить их в любой сезон, кроме конца ноября. Собственно, две продавщицы опознали его по фотографиям. Как считаете, доказательств достаточно для передачи дела в суд?
— Угу, — буркнул инспектор Дафф.
— Ну тогда забирайте его.
Собравшись с духом, Джим что-то выкрикнул — что именно, Хью так и не расслышал, — наклонил голову, словно бык, и ринулся на инспектора Даффа. Завязалась жестокая, но короткая схватка, после которой инспектор уверенно заломил ему за спину руки и, защелкнув наручники, пробормотал:
— Ладно, ладно, — и осторожно вывел Джима из кабинета, держа в другой руке кейс Батлера.
В кабинете опять воцарилась мертвая тишина. Первой ее нарушила Сесиль.
— Ну, — выдохнула она, смахнула с глаз слезы, шлепнула по коленям ладонями и поднялась на йоги, — сегодня у меня представление, черт побери! Все это ужасно и очень печально. Но мне надо идти.
— Позвольте мне вас проводить, — вскинулся Патрик Батлер с предельной галантностью. — Если только соблаговолите минуточку обождать, пока я заберу пальто и шляпу из пресловутого кабинета Вогана…
— Конечно, черт возьми!
— Батлер, — выдавил Хью сквозь ком в горле, — как мне вас отблагодарить…
— Дорогой друг! Чепуха. Впрочем, — добавил адвокат, переходя на шепот, — хотелось бы пригласить вашу подругу Элен Дин пообедать со мной нынче вечером. Надеюсь… гм… вы не возражаете?
— Нисколько, Бог свидетель!
— Очень хорошо. Возможно, по отношению к ней я даже питаю серьезные намерения. По-моему, девушка замечательная, а я льщу себя мыслью, что никогда не ошибаюсь. До свидания.
И они с Сесиль вышли с победоносным видом.
— Я, пожалуй, пойду к себе в кабинет, — пробормотал дядя Чарлз, грызя собственный ус, — немножко посижу.
Направившись к двери, он нерешительно остановился:
— Хью, мой мальчик… Если я несправедливо к тебе относился…
— Не будем говорить об этом. Забудьте, пожалуйста.
— Но твое место в конторе…
— Я собираюсь подать в отставку, хочу открыть собственное дело. Я и сам кое-что накопил, и у меня есть друзья…
И дядя тоже вышел.
Бледная темноволосая Моника, крепко запахнувшись в зеленое пальто, решительно пресекла попытку Хью что-то сказать.
— Спасибо, я в твоем сочувствии не нуждаюсь, — заявила она. — Провожать меня тоже не надо. Я уйду одна, как всегда уходила. Знаю, что Джим преступник. Но, кроме него, у меня никого больше нет.
В сгущавшейся за окнами темноте в кабинете остались лишь трое. Лорд Саксемунд, мрачно и неуверенно что-то бормочущий про себя (возможно, в душе старого грешника все-таки заговорила совесть), как бы ничего не слышал, Хью посмотрел па Пэм. Та беззвучно пошевелила губами: «Я люблю тебя!» — и он понял, что должен сделать.
— Лорд Саксемунд…
— А?
Пэм тоже поняла, что он хочет сказать, и инстинктивно взглянула на окно — контора располагалась на четвертом этаже, и она па мгновение встревожилась. Однако Пэм была слишком счастлива, чтобы о чем-то беспокоиться.
— Лорд Саксемунд, — повторил Хью с широкой и грозной улыбкой, — я вам должен кое-что сказать.
