Морис Левель - Вдова Далила; Ужас
— После того как атлет узнал о твоем предательстве, он по-прежнему не хотел идти со мной, что вполне понятно. Чтобы уговорить Пауля, я пообещал свести его с тобой.
— Свести со мной! — воскликнула Лина в ужасе. — Но ведь он говорил вам, что хочет убить меня!..
— И что же? Что мне до этого, дитя мое? Ведь я даже не знал тебя.
Она подумала немного и спросила:
— А вы исполните обещание, данное Паулю, если я обо всем вам расскажу?
— Я не могу нарушить слово, но я сделаю вот что: вместо того чтобы велеть привести атлета к тебе, я велю вас обоих отвести в приемную. Он может тогда говорить что угодно, но ему не удастся и пальцем до тебя дотронуться, так как между вами будет железная решетка.
Женщина уселась на постель и задумалась. Зиг взял скамейку, сел напротив Лины и сказал:
— Отвечай на мои вопросы и ничего от меня не скрывай, иначе — клянусь тебе — ты погибла.
Лина содрогнулась. Зиг приступил к делу.
— Недавно на Французской улице был убит человек. Что ты можешь рассказать мне про это преступление? Долго ли ты была знакома с человеком, которого убил Пауль?
— Два дня.
— Когда и где ты его встретила?
— Часов около трех пополудни, на Дворцовом мосту, напротив биржи…
— А как вы познакомились?
— Была сильная вьюга. Ветер сорвал с меня шляпу, и этот господин поднял ее и подал мне. Потом мы разговорились, а мне так редко удавалось выйти из дома и с кем-нибудь поговорить… Он проводил меня немного. Вероятно, я ему понравилась, потому что он улыбался мне и смеялся.
— Как выглядел этот господин? Он был высокого роста?
— Среднего…
— А дальше что было?
— Он предложил мне встретиться с ним в половине шестого в Кайзер-кафе, чтобы выпить кофе и поболтать. Я несколько лет вынуждена была проводить время с одним и тем же человеком, понятно, что у меня было желание пообщаться с кем-нибудь еще… На Фридрихштрассе мы расстались, и я зашла домой посмотреть, там ли муж. Увидев, что его нет, я отправилась в Кайзер-кафе, где меня уже ждал этот господин. Мы посидели с ним немного и выпили по рюмочке коньяка. Мне было очень весело… Остальное вам, вероятно, уже рассказал Пауль…
— А в котором часу Пауль вернулся домой?
— В девять.
— Говорил ли он что-то вроде: «Я убил твоего возлюбленного?»
— Да, что-то в этом роде говорил.
— А что ты на это сказала?
— Да что я могла сказать? В тот вечер он готов был убить и меня. Я еще никогда не видела его таким взбешенным.
— У него на руках была кровь?
— Нет.
— Он не говорил тебе больше об убийстве?
— Нет. Никогда.
— Ты не помнишь, какого числа это произошло?
— В конце августа или в начале сентября.
— Я спрашиваю, какого числа это было.
— Я не помню числа, сударь.
— И ты не знаешь фамилию этого господина?
— Нет, я не спрашивала его фамилии.
— Но, может быть, ты помнишь имя?
— Нет, я даже не знала его, кажется…
— Опиши мне этого человека как можно подробнее.
— Среднего роста, с усами, очень элегантный…
— По-твоему, он был женат или нет? — спросил сыщик.
— Может быть, и женат… Он был немножко неловок в обращении со мной и, кажется, боялся, что нас увидят вместе. Поэтому он, вероятно, и пошел со мной на верхний этаж, где было мало посетителей.
— Ты можешь описать его одежду?
— Кажется, у него было темное пальто.
«Это подходит», — подумал Зиг, а вслух спросил:
— Не вынимал ли он во время разговора какой-нибудь предмет из кармана?
— Он вынимал бумажник и хотел подарить мне «на память», как он сказал, деньги, чтобы я могла купить у Герино платье, которое мне очень понравилось, но я денег не взяла, так как Пауль мог увидеть их и стал бы спрашивать, откуда они.
— Как выглядел бумажник? Припомни хорошенько.
— Мне кажется, это был даже не бумажник…
— Может быть, чековая или записная книжка?
— Да, да, эта была записная книжка, с резинкой сверху.
— А цвет ты помнишь?
— О да, красный.
«Ну, сомнений больше нет», — сказал себе сыщик и встал со словами:
— Пока мне больше ничего от тебя не нужно.
— Я вас еще увижу? — спросила Лина.
— Может быть, да, может быть, нет, я не знаю.
Она схватила его руку и с мольбой промолвила:
— Приходите еще, прошу вас!
— Приготовься к свиданию с твоим супругом, — сказал ей Зиг. — Через полчаса тебя позовут в приемную.
Эти слова подействовали на Лину так, будто ее облили холодной водой. Она воскликнула:
— Вы клянетесь, что нас будет разделять решетка?
— Клянусь. Прощай!
И с этими словами сыщик удалился.
— Прощайте, сударь! — промолвила Лина, с грустью глядя ему вслед.
Оставшись одна, она снова стала играть, как ребенок, своими длинными волосами, улыбаясь почти бессмысленной улыбкой.
XI
Два жандарма отвели атлета в приемную, где не было никого, кроме него. Как было условлено, с рук узника сняли кандалы.
— В какую дверь она войдет? — тихо спросил Пауль, усаживаясь на скамью в углу полутемной залы.
Ему указали на дверь по ту сторону решетки, разделявшей комнату на две половины.
Узник поднял голову и сказал слегка дрогнувшим голосом:
— Но если она войдет оттуда, то как же она попадет сюда, ко мне?
— По всей вероятности, она не попадет к вам, — невозмутимо ответил тот жандарм, что был постарше.
— Как не попадет?!
— Вы можете подойти к решетке и говорить с ней о чем угодно, — заметил другой жандарм успокоительным тоном, видя, что атлет начинает волноваться.
— Негодяи, вы обманули меня! — завопил Пауль в исступлении.
— Вам было обещано, что вы увидите ее, и она придет.
— Меня обманули! — кричал атлет. — Она должна прийти сюда, на эту сторону, между нами не должно быть решетки! Это низость, меня надули! О, если бы я знал!.. Я бы убил этого негодяя как собаку! Я бы всех перебил, вы…
И Пауль с угрожающим видом шагнул в сторону жандарма, спокойно стоявшего со связкой ключей в руке.
— Я хочу, чтобы она пришла сюда, на эту сторону!
— Вы требуете невозможного, — сказал старый жандарм.
— Ах вот как! — воскликнул атлет и, схватив деревянную скамью, приделанную к стене, оторвал ее и швырнул на пол. Затем он бросил пару стульев и стол в угол комнаты, вооружился ножкой от стола и, спрятавшись за своей баррикадой, крикнул:
— Ну, подходите!
Жандарм остался спокойно стоять на месте, пожимая плечами.
Хладнокровие этого человека вывело Пауля из себя. Одним прыжком он перескочил разделявший их барьер и бросился на своего противника.
