Джон Карр - Убийства павлиньим пером
И только когда этот человек начал отпускать невнятные шуточки, стало понятно, какова его реакция на все произошедшее. Мастерс осмотрел его с мрачным удовлетворением.
– Вы сделали достаточно для одного вечера, – сообщил он ему. – Достаточно было простой дырки, мой мальчик. – На мгновение он стал формален. – Должен вам признаться, что у меня нет ордера на арест, но я пойду на риск, Бенджамин Соар, я арестовываю вас за убийство Бартлетта. В мои обязанности входит сообщить вам, что все, что вы скажете, будет записано и может быть использовано как свидетельство.
– Это та самая формула, не так ли? – спросил Соар, с любопытством глядя на него. Его разум, похоже, был поражен тяжелой тупостью, его интересовал только один маленький вопрос, и он играл с ним, словно кот с мотком шерсти. – Будет записано, и… Я слышал, что обычно слова записывают неправильно и что свидетельства против вас потом так и не используются. Это правда?
– Вы понимаете, что я вам говорю? – резко спросил Мастерс, который, похоже, потерял терпение. – Мистер Соар! Вы меня слышите?
– Что? О да. Прекрасно.
Дженет Дервент, стоящая у двери, где Бэнкс удержал ее за руку, легонько вздохнула, весь ее вид выражал каменное спокойствие и безмятежность, пока она затягивала на шее бархатную накидку.
– Значит, вы его поймали, – заметила она с затаенной злобой. Ее слова прозвучали отдаленной мелодией, словно она была героиней пьесы. – Есть только одна вещь, которую я не могу простить. Я не могу простить того, что вы послали мне эту золотую скатерть, Бенджи, послали мне ее сами, чтобы возбудить отвратительные подозрения…
Соар поднял голову и снова стал рационален.
– Послушайте, миссис Дервент. Я – единственный человек, который сегодня вечером не обмазал вас смолой. Не советую вам начинать мазать смолой меня. – Он обратился к Мастерсу: – Инспектор, я этого не делал.
– Вы не обязаны, – напомнил Мастерс, – делать какие-либо заяв…
– Вы мне не поверите, я и не могу рассчитывать на это, но просто для будущих поколений: я… его… не… убивал. Чего бы мне его убивать, Бартлетта, могу я вас спросить, ради всего святого?
– Значит, так. С чего бы это кому бы то ни было его убивать? И если это не вы его убили, то кто?
– Я не знаю. Я спрятал тело – да. Да, это я признаю, можете сделать с этим что хотите. Что, как видите, означает, что я – наследник двух уголовных дел, один раз – дела Дартли, а второй – дела этого бедного дьявола, который тут лежит. Однако, поскольку я арестован за убийство…
– Ты не арестован за убийство, сынок, – вмешался Г. М.
Мастерс стремительно обернулся:
– Эй, подождите секундочку. Что это такое? Почему это он не арестован? Если…
– Потому что я так сказал! – проревел Г. М. с такой неожиданной силой, что Бэнкс выпустил руку миссис Дервент. – Еще одна маленькая причина заключается в том, что он невиновен. Черт бы побрал мою задницу, Мастерс, но ты целый день жаловался, что я действую как выживший из ума старикан и что я все время спал, невзирая на все твои жалобные мольбы. Ну хорошо. Теперь я проснулся и беру на себя всю ответственность. Садитесь. Вы, миссис Джереми, очень меня обяжете, если вернетесь туда, где вы сидели раньше. – Он смотрел на них от камина. – Нет, Мастерс, не двигай тело. Оно служит своим целям там, где лежит.
– В таком случае, – сказал Мастерс, – я должен иметь причину или две. Саджен!
– Сэр?
– Вы все еще подтверждаете в своем рапорте, что до того, как мы вошли в этот дом сегодня вечером, в него вошли трое?
Саджену столько раз уже задавали этот вопрос, что он был готов испепелить спрашивающего.
– Да, сэр. И не только я один их видел; спросите любого другого. Они…
– Не дерзи мне, мой мальчик. Мы идентифицировали их как мистера Соара, мистера Дервента и неизвестного, который вошел через боковую дверь в пятнадцать минут девятого. Этот неизвестный оказался Бартлеттом, который был здесь убит ударом ножа… Вы это отрицаете, сэр Генри?
– Нет. О нет. Это Бартлетт, на самом деле.
– Значит, так. И судя по тому, что вы называете процессом исключения, – провозгласил Мастерс, – убийцей может быть только один из двоих. Мистер Соар – или мистер Дервент. Э? Если вы не выбираете мистера Соара, значит, вы выбираете другого.
– Джереми, дорогой, – жалостно прокричала миссис Дервент, – ты этого не делал!
Дервент, который стоял глядя на них с таинственной приятностью, сжав руки за спиной, наклонил голову.
– Если быть совершенно откровенным, моя дорогая, я этого не делал, – подтвердил он. – И тем не менее я вижу силу предположения инспектора, и я против него не возражаю. Это была твоя идея, Мерривейл?
– Необязательно. Нет, Джем, совсем необязательно.
– Вы же не имеете в виду невидимого убийцу? – потребовал ответа Мастерс.
– Да, – ответил Г. М., серьезно кивнув. – Я имею в виду невидимого убийцу. – Он посмотрел на Соара. – Давай послушаем, что произошло здесь сегодня вечером, сынок. Мы так понимаем, что ты сам пришел сюда приблизительно в четверть девятого, а Бартлетт вошел минуту-другую спустя. Я сильно подозреваю, что ты был в панике, потому что целый день имел дело с трупами – разве не так? – после того, как тебе позвонила миссис Дервент и сказала, что она слышала – она слышала – что общество «Десять чайных чашек» встречается сегодня вечером у тебя дома. Что ты об этом думаешь?
Соар размышлял. Он все еще был настолько взволнован, что не мог отвести глаз от тела на полу, но Г. М. не сделал никакого движения, чтобы его закрыть.
– Я думал, что Дервент в конце концов спятил.
– Похоже, это было общее впечатление, – заметил адвокат, вытаскивая свой портсигар с величайшей неторопливостью. – Но почему?
– Потому что вы были вечным призраком. Потому что долгое время вы неотступно меня преследовали. Потому что вы два года пытались обвинить моего отца или меня в убийстве Дартли. Когда вы не смогли этого сделать, я подумал, что навязчивая мысль довела вас до того, что вы по-настоящему совершили убийство – в моем доме, – так чтобы меня за него повесили.
– Это все ваше кельтское воображение, – усмехнулся Дервент, зажигая сигару.
Поллард подумал: «Что-то здесь сейчас произойдет. Смотри во все глаза! Опасность! Или это мое далекое от кельтского воображения?»
– Вы правы, – продолжал Соар, обращаясь к Г. М., – насчет того, что я был в том состоянии, которое вы называете паникой, и с меня достаточно было трупов. Я не должен был вообще возвращаться в этот дом. Я должен был побежать в полицию, я должен был пойти к друзьям и организовать себе алиби, я мог сделать дюжину вещей, чтобы отступить в тень, если бы я только не помнил об этом кувшине-головоломке, запертом в моем сейфе. Так что я вынужден был вернуться. Могу вам сказать, что это не самый приятный дом, чтобы возвращаться в него во время дождя, в особенности если вы, как и я, думаете, что видите шлем полицейского недалеко от уличного фонаря.
