Морис Леблан - Остров тридцати гробов
Он махнул рукой.
Четверо марокканцев ловко подхватили Ворского на руки и понесли в глубь зала, в сторону, противоположную той, в которой находился лаз.
Дон Луис повернулся к Отто, неподвижно наблюдавшему за всей этой сценой:
— Ты, я вижу, разумный парень, Отто, и все понял. Скажи, ты не станешь ни во что вмешиваться?
— Не стану.
— Тогда мы оставим тебя в покое. Можешь смело следовать за нами.
Дон Луис взял капитана под руку, и они пошли, разговаривая по пути.
Из зала Божьего Камня они прошли через три других склепа, каждый из которых находился несколько выше предыдущего, а последний выходил в еще одну пещеру. В ее дальнем конце к стене была прислонена лестница, над которой виднелось отверстие: там недавно разобрали кладку, кое-как державшуюся на растворе из песка и извести.
Через отверстие они выбрались наружу, прямо на крутой склон, в котором были прорезаны ступени, опоясывающие скалу и ведшие к тому месту, куда накануне утром Франсуа отвел Веронику. Это был выход из потерны. Сверху виднелась подвешенная на двух железных брусьях лодка, на которой собирались сбежать с острова Вероника с сыном. Неподалеку, в маленькой бухточке, вырисовывался продолговатый силуэт субмарины.
Повернувшись спиной к морю, Дон Луис и Бельваль двинулись дальше, к стоявшим полукругом дубам, и остановились у Дольмена Фей. Там их уже поджидали марокканцы. Они усадили Ворского к подножию того самого дерева, на котором погибла его последняя жертва. От жуткой казни на дереве осталась лишь надпись: «В.д'Э.».
— Не очень устал, Ворский? — полюбопытствовал дон Луис. — Как ноги, получше?
Ворский презрительно пожал плечами.
— Да, я знаю, — продолжал дон Луис, — ты веришь в свою последнюю карту. Однако да будет тебе известно, что у меня тоже есть козыри, а играю я весьма недурно. Дерево, у которого ты сидишь, доказывает это более чем убедительно. Хочешь другой пример? С головою увязнув в своих преступлениях, ты потерял счет мертвецам, а я точно знаю, сколько их на самом деле. Ну-ка посмотри, кто там идет со стороны Монастыря? Видишь? На нем такая же голландка с золотыми пуговицами, как на мне. Тоже одна из твоих жертв, а? Ты запер его в одной из пыточных камер, решив сбросить потом в море, а твой херувимчик Райнхольд на глазах у Вероники столкнул его вниз. Вспоминаешь? Стефан Мару, верно? Он ведь мертв, не так ли? Выходит, вовсе нет. Стоило мне взмахнуть волшебной палочкой, как он тут же ожил. Вот он. Я пожимаю ему руку. И говорю с ним.
Дон Луис и вправду приблизился к вновь пришедшему и сказал:
— Видите, Стефан, я же говорил, что ровно в полдень все будет кончено и мы все будем у дольмена. Сейчас ровно полдень.
Выглядел Стефан отменно. Ни одной царапины. Ворский с ужасом взглянул на него и пролепетал:
— Учитель… Стефан Мару…
— Собственной персоной, — подтвердил дон Луис. — А чего же ты хочешь? Ты и здесь действовал как олух. Вы вместе с обожаемым Райнхольдом бросаете человека в море, и вам даже в голову не приходит наклониться и посмотреть, что с ним стало. А я его подобрал. И нечему тут удивляться, мой милый. Это только начало, у меня в запасе есть еще кое-что. Не забывай, я ведь ученик Старого Друида!.. Ну что, Стефан, как дела? Как ваши поиски?
— Безуспешны.
— А Франсуа?
— Никак не найдем.
— Вы пустили Дело-в-шляпе по следу его хозяина, как мы с вами условились?
— Да, но он лишь вывел меня через потерну к лодке Франсуа.
— Там ведь нет никаких тайников?
— Никаких.
Дон Луис замолчал и принялся расхаживать перед дольменом. Казалось, он что-то обдумывает, прежде чем приступить к решительным действиям.
Наконец он обратился к Ворскому:
— Я не могу терять время. Через два часа я должен покинуть остров. Сколько ты возьмешь за немедленное освобождение Франсуа?
Ворский ответил:
— Франсуа дрался на дуэли с Райнхольдом и потерпел поражение.
— Врешь, верх взял Франсуа.
— Откуда ты знаешь? Ты что, при этом присутствовал?
— Нет, иначе бы непременно вмешался. Но мне известно, что победитель — он.
— Этого никто, кроме меня, не знает. Они были в масках.
— В таком случае, если Франсуа мертв, ты погиб.
Ворский задумался.
Аргумент его противника был достаточно категоричен. Наконец он в свою очередь спросил:
— Короче, что ты мне предлагаешь?
— Свободу.
— А еще?
— Это все.
— Нет, не все. Мне нужен еще Божий Камень.
— Ни за что!
Дон Луис произнес эти слова резко, сопроводив их жестом, не терпящим возражений, после чего объяснил:
— Ни за что! Свобода — еще куда ни шло. Я знаю тебя и твои скудные возможности, поэтому не сомневаюсь, что все равно тебя скоро повесят. Но Божий Камень — это для тебя спасение, богатство, могущество, возможность творить зло.
— Потому-то он мне так и нужен, — ответил Ворский, — а, подтвердив его ценность, ты сделал меня еще более требовательным в вопросе о Франсуа.
— Франсуа я найду. Тут дело лишь в терпении, и я, если понадобится, останусь здесь еще на два-три дня.
— Ты его не найдешь, а если найдешь, будет слишком поздно.
— Почему это?
— Со вчерашнего дня Франсуа ничего не ел.
Ворский произнес это ледяным, злым тоном. После короткого молчания дон Луис снова заговорил:
— Тогда говори, если не хочешь, чтобы он погиб.
— А мне что за дело? Я готов на все, только бы выполнить свою задачу и не остановиться на полпути. Я уже у цели — тем хуже для тех, кто становится между мной и ею.
— Лжешь. Ты не дашь умереть собственному сыну.
— Другому же дал…
Патрис и Стефан в ужасе вздрогнули, но дон Луис искренне рассмеялся.
— В добрый час! С тобою притворяться нечего. Только ясные, убедительные доводы. Этот бош раскрыл перед нами всю душу. Что за немыслимая смесь тщеславия и жестокости, циничности и мистицизма! Бош должен обязательно выполнить свою миссию, пусть даже ему придется для этого грабить и убивать. О, ты не просто бош, ты сверхбош!
Не переставая смеяться, дон Луис добавил:
— Теперь я и обращаться буду с тобой как со сверхбошем. Последний раз спрашиваю, скажешь ты, где Франсуа, или нет?
— Нет.
— Прекрасно.
Дон Луис спокойно повернулся к марокканцам и проговорил:
— Давайте, дети мои.
Дальнейшее произошло мгновенно. Невероятно точными движениями, как будто весь маневр был сначала разделен на отдельные приемы и разучен по частям, как это делают солдаты, марокканцы подняли Ворского, обвязали его свешивающейся с дерева веревкой, подняли, не обращая внимания на его крики, угрозы и рев, и надежно примотали к дереву — точно так же, как он проделывал это со своими жертвами.
— Ори, любезнейший, — безмятежно проговорил дон Луис, — ори сколько влезет. Ты можешь разбудить лишь сестер Аршиньа да тех, что в тридцати гробах. Ори, если это тебе нравится. Господи, какой же он все-таки урод! Что за гримаса!
