Джон Карр - Часы-убийцы
– Ну, будет, будет! – проговорил Гастингс и быстро протянул руку к своему стакану.
– Еще одно, мисс Карвер. Есть ли в доме кто-то, ненавидящий вас?
Растерянное гнетущее молчание.
– Ненавидит? Не миссис же... Не понимаю, о чем вы спрашиваете! Что в имеете в виду? Ненавидит меня? Нет. Они любят меня!.. или нет? – растерянно спросила девушка. – Скорее уж мне казалось, что один человек даже слишком любит меня. – Она замялась и опустила глаза. – Но что вы имели в виду? Что-то страшное, вижу по вашему лицу...
– Не надо волноваться. Я хотел бы, чтобы вы немного обдумали мой вопрос. Переберите каждого поодиночке, а потом я отвечу на ваш вопрос.
Хедли умолк, давая возможность девушке вникнуть в смысл его слов. Мелсону и самому нужно было время, чтобы поразмыслить над тем, какой неожиданный оборот могут принять события и какие страшные возможности вытекают из версии доктора Фелла. В его памяти всплывали только какие-то избитые общие места, но именно будничность делала их вдвойне страшными.
Мелсон вздрогнул, когда Хедли заговорил снова.
Позже инспектор утверждал, что если бы он тогда не подчеркивал так одну деталь, которую, впрочем, и нельзя было не подчеркивать в свете имевшихся улик, правда, возможно, выяснилась бы намного раньше. Вряд ли это соответствовало действительности. Хедли все время был исключительно тактичен, на каждом шагу давая понять, что не сомневается в невиновности Элеоноры. Тем не менее, не успел он еще кончить свою речь, как Гастингс с проклятьем вскочил, подошел к камину и нервно забарабанил пальцами по полке. Элеонора слушала молча, только лицо ее все больше бледнело.
Она долго молчала, но потом в ее глазах внезапно появилось выражение облегчения. Когда Гастингс снова сел за стол, опустив голову на руки, она холодно посмотрела на него и ледяным голосом спросила:
– Так что же ты скажешь о ней после этого? Тишина. Потом Гастингс пробормотал:
– О ней? О ком?
– Не строй из себя идиота, – все тем же тоном проговорила девушка и тут же взорвалась: – Ты знаешь это не хуже меня, не хуже любого в этой комнате! Эта Хендрет заслужила, чтобы ее отравили... или, еще лучше, повесили! Я знала, что она не любит меня, но чтобы до такой степени...
– Одно могу сказать, – негромким дрожащим голосом сказал Гастингс, – полиция сполна вернула мне свой долг. Если бы не вы, сэр... – он глянул на доктора – Матерь божья! Только, по-моему, не так все просто. Это не могла быть Люси. Тут какая-то ошибка, Элеонора. Ты не знаешь ее...
– Ладно, ладно! Защищай ее! – выкрикнула девушка. Она дрожала всем телом, по лицу ее катились слезы. – Защищай эту жалкую мерзкую крысу! Только от меня этого не жди. Я ее... я ей глаза выцарапаю! – Элеонору била такая дрожь, что Гастингс неловко попытался обнять ее, но девушка оттолкнула его руку и обернулась к Хедли: – Вам-то ведь все ясно, не правда ли? Кто навел вас на мой след, кто оговорил меня? Она! И об истории с часовыми стрелками – тоже она! Она же за Доном охотится, ясное дело! И уж, конечно, она рассказала о том... – по голосу девушки чувствовалось, что в этом и состояла настоящая причина ее вспышки, – о том... за что меня били, когда я была еще совсем девчонкой... Да, все правда. Теперь ты и смотреть на меня не захочешь, Дон, правда ведь? Только меня это не интересует. Можешь отправляться ко всем чертям! – Она ударила кулаком по столу и отвернулась.
Фелл сделал то единственное, что могло немного успокоить разбушевавшиеся страсти: вызвал официанта и попросил принести коньяк. Выждав, пока Элеонора немного успокоилась и снова разрешила Гастингсу сесть рядом Хедли вернулся к интересовавшей его теме:
– Вы в самом деле считаете, что мисс Хендрет замешана в этом преступлении?
Девушка только горько рассмеялась.
– И вы хотели бы помочь нам? Хотели, чтобы преступник был наказан? – Девушка живо кивнула, и Хедли настойчиво продолжал: – Тогда возьмите себя в руки и давайте хорошенько все обдумаем. Возьмем, например, историю со стрелками. Вы разговаривали о них с мистером Поллом?
– Да, такой разговор был. Но на нем все и кончилось! Я бы, может, и решилась их снять, но ведь комната Иоганнеса была заперта. Как бы я могла туда попасть?
– Следовательно, кто-то должен был вас подслушать.
– Разумеется, Люси.
– Конечно, конечно... Однако чтобы разобраться во всем до конца, надо выяснить, не мог ли подслушать вас еще кто-нибудь. Где происходил разговор?
Элеонора на мгновение задумалась, и только потом ответила:
– Никто другой нас не слышал, не мог слышать... разве что миссис Горсон, но она не в счет. Я могу точно сказать вам, когда это было. В среду, в восемь утра, когда все еще спали. Я как раз, понимаете, шла на работу, а Крис вышел с чемоданом – он хотел успеть на поезд в 8.25 с Паддингтонского вокзала. Мы вышли на крыльцо, и Крис послал какого-то мальчишку вызвать такси. Пока ждали такси, Крис и рассказал мне о своих неприятностях. Он был тогда вполне трезв. Сейчас я припоминаю, что окно этой мерзав... этой мисс Хендрет было открыто – я еще обратила внимание на колышащуюся занавеску. Говорили мы не очень громко, и поблизости не было ни души, разве что миссис Горсон выходила вытряхнуть коврик или что-то в этом роде. О чем мы говорили, вы уже знаете. Потом подъехало такси, я тоже села в него, и Крис подвез меня до угла Шафтсбери-авеню и Оксфорд-стрит.
Хедли молча барабанил пальцами по столу, поглядывая на Фелла, покА официант не убрал тарелки и не подал кофе и коньяк.
– Мне не до конца все ясно, – проговорил он наконец. – Вы говорили мистеру Поллу, как следовало бы повредить часы?
– Она и об этом сказала? – вскинулась Элеонора. – Если так, то...
– Нет, прямо она об этом не говорила, были только какие-то намеки.
– Дело в том, что я точно помню: об этом не было сказано ни слова, пока мы не сели в такси, где никто уже не мог нас услышать. Крис долго молчал и только ерзал на месте. Вы ведь знаете его. А потом вдруг спросил: "Слушай, ты не знаешь, как можно немного подпортить эти часы? Только без-того, чтобы подойти и начать колотить по ним молотом. Как-нибудь так, чтобы не бить механизм". Я ответила: "Будет вполне достаточно, если ты возьмешь отвертку и снимешь одну из стрелок..."
– Только одну?
– Ну, да. Дальше Полл совсем повесил нос и сказал, что зайдет в клуб и еще раз попытается занять у кого-нибудь денег. Короче говоря, если мисс Хендрет сказала вам, будто слышала, как...
– Еще одно. – Хедли вынул из портфеля перчатку и, взяв ее таким образом, чтобы кровавое пятно не было видно, показал девушке, – Можете полюбоваться – еще одна из заготовленных улик против вас. Это ваша перчатка?
– Нет. Черных я никогда не ношу. – Чуть поколебавшись, девушка присмотрелась внимательнее. – Перчатка хорошая, ничего не скажешь. Трогательная щедрость! Потратить восемь шиллингов и шесть пенсов только ради удовольствия повесить меня! Между прочим, для меня эта перчатка, пожалуй, немного великовата.
