Джон Карр - Часы-убийцы
Мелсон всегда с удовольствием вспоминал этот обед. Однако еще больше, чем обед, запомнилась Мелсону предшествовавшая ему небольшая сценка: пока Элеонора и Дональд Гастингс изучали меню, остальные трое мужчин отошли к стойке бара, чтобы слегка освежить пересохшее горло. Доктор Фелл и Хедли обменялись взглядами, но оба молчали, пока Фелл с довольным вздохом не поставил на стойку пустой стакан.
– Самое забавное во всем этом, – проговорил Фелл, – то, что мы оба поверили ложным показаниям Грей и ее сообщников, показаниям, рассчитанным исключительно на то, чтобы отвлечь от нее внимание. Вы обвиняли Элеонору, я защищал ее, но оба мы исходили из одних и тех же лживых показаний. Разумеется, мы верили Грей. Почему бы и нет? Три вроде бы ничем не связанных беспристрастных свидетеля рассказывали одну и ту же историю. Грей даже не пыталась бежать. Она просто бросила нож и громко закричала, тыча рукой куда-то в сторону, а потом держалась за свою выдумку... а двое других не противоречили ей. Вероятно, она совсем потеряла голову, когда решилась на убийство...
Хедли, глядя в стакан, проворчал:
– Ну, ей грозила тюрьма, если бы ее поймали на воровстве, но то, что она сделала, было, конечно, глупостью. Теперь ее наверняка повесят, а возможно, ее сообщников тоже. – Хедли нахмурился. – Мне чертовски не нравится эта современная манера воровать в универмагах. Вы кого-то заподозрили, и тут же к вам обращается модно одетый молодой человек: "По-вашему, виновата эта дама? Что за ерунда! Я все время смотрел на нее и могу присягнуть..." А с другой стороны уже подходит приличного вида мужчина, качает головой и полностью подтверждает слова первого. В результате Грей благодарит их и с обиженным видом удаляется прежде, чем прибудет полиция. Недурно! Модные побрякушки ценой в 20 фунтов... Как раз хватило этим мерзавцам на две недели. Мандерс, вероятно, еще раньше приметил ее и хотел обойтись без шума. Если бы она не потеряла голову... – Хедли поставил на стойку стакан. – Да, попались мы на удочку. Как подумаешь...
– Все мы задним умом крепки, – виновато кивнул доктор. – Я ведь тоже кое-что сообразил только теперь.
– А именно?
– Помните наш вывод о том, что женщина-убийца должна быть левшой? А ведь Грей, по сути дела, ничего подобного и не утверждала. Она сказала лишь, что "агент схватил ту женщину, а она протянула свободную руку" и так далее. Просто первая пришедшая ей в голову выдумка... Грей не сказала, что та женщина была левшой. Тем не менее, никто из нас не подумал об этом, пока... гм-м...
– Ладно, ладно! Не надо только так размахивать руками перед моим носом!
– А вот выдумка с блузкой была первоклассным трюком, – спокойно продолжал Фелл. – К тому же я вовсе не размахиваю перед вашим носом. Если это вам доставит удовольствие, могу признаться: я и сам был полностью введен в заблуждение, хотя меня немного удивило, как это Грей не видела лица женщины, стоявшей настолько близко, что она могла ухватиться за ее блузку. М-да. Они, видите ли, твердо запомнили только то, что женщина была в перчатках. Газеты упомянули об этих перчатках, и это дало дополнительный толчок фантазии нашего убийцы с Линкольнс Инн Филдс... Нет, дорогой мой Хедли, единственное законное "видите, я же говорил", которое приходит мне в голову, относится только к тому, что я отказывался рассматривать эти факты как решающие улики. Как-то дурно попахивало от них.
– Между прочим, Элеонора не левша, – задумчиво заметил Хедли. – Это мы уже окончательно установили. – Беспомощным, полным отчаяния голосом он произнес: – Вопрос только в том, что же, черт возьми, нам теперь делать?
Фелл не стал успокаивать инспектора, сказав только, что у них будет еще достаточно времени, чтобы обсудить этот вопрос. Вообще после своей защитительной речи Фелл стал необычайно молчалив. Он только попросил тогда у Хедли ключ от двери, ведущей на крышу, сказав, что хочет взглянуть на засов люка. Никто не сопровождал доктора, и вскоре он вернулся, вполне довольный собой. Что ему удалось выяснить, он не сказал, но зато внес одно вполне здравое предложение. Хедли неловко было сейчас обратиться к Элеоноре, и Фелл придумал план, принятый инспектором сразу же и без оговорок.
– Давайте просто пригласим ее вместе с Гастингсом пообедать! Я задумал один маленький эксперимент.
– Эксперимент?
– Вот именно. Послушайте-ка, сейчас уже в доме, вероятно, знают о том, что мы собирались арестовать Элеонору. Даже если Хендрет и не проговорилась, остается миссис Горсон. Тетушка Стеффинс наверняка выжала из нее все, что знает Стеффинс, не может быть тайной для остальных. Не беда! Тем лучше! Пусть они верят в это! Мы выйдем и громко пригласим Элеонору, которая не была дома, ни о чем не знает и не сможет сделать никаких ложных выводов из этого приглашения. Остальным же может прийти в голову только одно: мы хотим объясниться с девушкой и послушать, что она скажет. Потом мы снова вернемся, но уже без Элеоноры. Мы объявим, что вынуждены были задержать девушку, а чуть позже сообщим, что она уже на свободе, поскольку невиновность ее надежно установлена. Знаете, мне чрезвычайно любопытно, как кое-кто воспримет такую весть. Уверен, что для одного человека это будет настоящим потрясением – и тогда-то начнется потеха.
– Отлично! – воскликнул Хедли. – Великолепно! Но что если кто-то вмешается, когда мы будем уходить вместе с девушкой?
– Мы будем твердо стоять на том, что просто отправляемся обедать. Если не поверят, тем лучше.
Никто не вмешался – к некоторому удивлению Мелсона, полагавшего, что миссис Стеффинс выберется все-таки из уголка, в который она забилась, и задаст им пару вопросов. Дом, однако, словно вымер. Мелсону чудилось, что все его обитатели замерли, прижав уши к закрытым дверям и напряженно прислушиваясь. Тишину нарушал только треск огня в камине...
Обед удался на славу. Первые два часа разговор вращался вокруг нейтральных тем. Фелл был в великолепном настроении, и даже Хедли был менее сдержан, чем обычно, хотя к Элеоноре он обращался с несколько преувеличенной неуклюжей вежливостью. Мелсон впервые увидел инспектора смеющимся. Более того, Хедли рискнул даже рассказать – правда вполне невинный – анекдот об одной из модных кинозвезд. Элеонора и Гастингс также чувствовали себя прекрасно. Наклонившись к доктору, девушка сообщила, что приняла окончательное решение.
– При первой же возможности я уеду из этого дома, – сказала она. – Довольно мне быть сентиментальной дурой – хватит. Все будет чудесно – если, конечно, полиция не станет возражать против моего переезда. Не станет, правда ведь?
– Ха-ха! – поднял от бокала сияющее лицо Фелл. – Возражать? Чего ради? А какие у вас планы на будущее?
