Филлис Джеймс - Лицо ее закройте
– Вы были в этом доме в день убийства. Мы видели вас на лестнице. Вы, очевидно, спускались из комнаты Салли.
Стивен бросил взгляд на мать.
– Лучше присоединяйтесь к нашему молебну, мистер Проктор, – сказал он. – Общая исповедь облегчает душу. Вы отлично рассчитали время вашего визита. Вам, как я полагаю, хочется услышать, кто убил вашу племянницу?
– Нет! – внезапно закричал Херн. – Не валяйте дурака, Макси. Ему здесь делать нечего.
Этот возглас напомнил Проктору, где он и кто вокруг него. Он воззрился на Феликса, и вид его, похоже, не доставил ему удовольствия.
– Ах, мне нечего здесь делать?! А если я захочу остаться? Я имею право узнать, что происходит. – Он обвел горящим взором напряженные, неприветливые лица. – Вы бы предпочли, чтобы я был убийцей. Все вы. Можете не убеждать меня в обратном. Вы бы с радостью приклеили мне это дело, если бы смогли. Мне несдобровать, если бы ее отравили или ударили по голове. Жаль, что кто-то из вас не удержался и не окоротил себе руки. Но одно вы мне не приклеите – что я ее задушил. Почему? Вот почему!
Он сделал резкое движение, раздался щелчок – и будто в гротесковой комедии на стол перед Далглишем со стуком упал протез правой руки. Они впились в него глазами, он лежал перед ними как непристойный реликт, резиновые пальцы полусогнуты, точно просят о помощи. Тяжело дыша, быстрым толчком левой руки Проктор подпихнул под себя стул и торжествующе водрузился на него, а Кэтрин вскинула с укоризной свои светлые глаза, словно он был трудным пациентом и позволил себе больше, чем обычное раздражение.
Далглиш поднял руку:
– Мы, конечно же, знали об этом, и мне приятно сообщить, что отнюдь не столь эффектный трюк привлек мое внимание в первый раз. Проктор потерял правую руку во время бомбежки. Протез сделан из льна и клея. Рука светлая, сильная, у нее три искусственных пальца с суставами, как у настоящих. Двигая левым плечом и верхней частью руки, обладатель протеза может натянуть шнур, который идет от плеча к большому пальцу. Тем самым он освобождает палец от зажима пружины. Как только натяжение на плече ослабляется, пружина автоматически накрывает большим пальцем твердый, зафиксированный указательный палец. Очень удачная, как вы можете убедиться, штуковина, Проктор многое мог ею делать. Справлялся с работой, ездил на велосипеде, у протеза весьма натуральный вид. Но одно он не в состоянии был им сделать – задушить человека.
– А если бы он был левша?
– Если бы, но он не левша, мисс Бауэрз, а экспертиза показывает, что Салли задушила сильная правая рука. – Далглиш повернул протез и толкнул его через стол Проктору.
– И совершенно очевидно, что именно эту руку, когда она открывала люк на конюшне у Боукока, увидел тот мальчишка. Лишь один человек, имеющий отношение к нашему делу, мог прийти в жаркий летний день на праздник в кожаных перчатках. Это – один ключ к установлению его личности, но есть и другие. Мисс Бауэрз абсолютно права. Проктор был в Мартингейле в тот день.
– Ну и что с того? Салли меня попросила прийти. Она мне как-никак племянница.
– Да будет вам, Проктор, – сказал Феликс. – Только не надо нас дурачить, убеждать, что вы ее просто решили проведать, просто заглянули посмотреть на малыша! Сколько она просила?
– Тридцать фунтов, – ответил Проктор. – Тридцать фунтов, что ей толку теперь от них.
– И поскольку ей нужны были тридцать фунтов, – продолжал безжалостно Феликс, – она, естественно, обратилась к своему ближайшему родственнику, от которого можно было ждать помощи. Трогательная история.
Проктор не успел ответить – вмешался Далглиш:
– Она просила тридцать фунтов, потому что хотела запастись деньгами к возвращению мужа. Они так условились – она пойдет работать и сэкономит, сколько получится. Салли хотела сдержать слово – хотя и появился ребенок. Она решила выманить у дядюшки деньги, прибегнув к обычной уловке. Сказала ему, что собирается выходить замуж, не сказала за кого, и что, если он не заплатит ей за молчание, они с мужем расскажут всем, как он с ней обращался. Угрожала, что выведет его на чистую воду: его хозяева и соседи в Кэннингбери, люди все приличные, узнают, какой он прохвост. Говорила, что он воспользовался тем, что был ее опекуном. А если он заплатит отступного, ни она, ни ее муж никогда в жизни не напомнят о себе Прокторам.
– Но это же шантаж, – воскликнула Кэтрин. – Ну и рассказала бы, что она там придумала. Кто бы ей поверил? От меня бы она пенни не получила!
Проктор молчал. Все, казалось, забыли о нем. Далглиш продолжал:
– Полагаю, Проктор с радостью бы последовал вашему совету, мисс Бауэрз, если бы его племянница не произнесла одну фразу. Она сказала, что он воспользовался своими правами опекуна. Может, она имела в виду, что к ней не так относились, как к ее кузине, хотя Проктор станет отрицать это. Не исключено, она знала больше, чем мы думаем. Но по причинам, которые нам нет необходимости обсуждать здесь, эта фраза очень насторожила дядюшку. Реакция, вероятно, была весьма неожиданной, а Салли, девица сметливая, тут же ухватилась за эту ниточку. Проктор – плохой актер. Он пытался выведать, что же именно знает его племянница, и чем больше выведывал, тем больше уступал. К тому времени как они расстались, Салли поняла, что тридцать фунтов, а может, и больше, у нее в кармане. Вмешался Проктор.
– Я сказал, что мне нужна от нее расписка, – скрипучим голосом заговорил он. – Я-то понимал, куда она гнет. Я сказал, что всей душой готов ей помочь, раз она собралась замуж и у нее будут расходы. Но на этом точка. Если она попытается еще раз ко мне приставать, я обращусь в полицию, так что мне нужна ее расписка.
– Больше она не попытается, – сказала тихо Дебора. Все посмотрели на нее. – Салли я имею в виду. Она просто играла вами, дергала за ниточки и забавлялась, наблюдая, как вы пляшете. А уж коли к забаве еще и тридцать фунтов прибавится – совсем хорошо, но главное развлечение – посмотреть, как вы пыхтите. Но она не стала бы снова так забавляться. После первого раза новизна пропадает. А Салли любила пожирать свои жертвы свеженькими.
– Нет, нет, – Элеонора Макси протестующе развела руками, – она не была такой. Мы просто не знали ее по-настоящему.
Проктор оставил ее слова без внимания и вдруг улыбнулся Деборе, словно принимая ее в союзники.
– Это правда. Вы ее раскусили. Я был у нее на удочке. Она продумала весь трюк со мной. Я должен был принести тридцать фунтов тем вечером. Она заставила меня проводить ее до дома и подняться к ней в комнату. Отвратительно себя чувствовал – пробирался как вор. Тогда-то мы и повстречались с вами на лестнице. Она показала мне дверь на черный ход и сказала, что откроет ее для меня к полуночи. Я должен был спрятаться в деревьях, что за лугом, пока она не включит и не погасит свет в спальне – подаст сигнал.
