Элен Макклой - Шаг в четвертое измерение
С трудом мне удалось сесть в кровати.
— Нужно ли обязательно вставать посередине ночи?
— Солнце взойдет через час, — спокойно ответил: — Миссис Грэм поднимается в это время каждое утро.
Она нагрела для вас воды и приготовила чай.
— У вас такой вид, словно вы вообще не ложились.
— Вы правы. Я съездил на машине в Далриаду и вернулся обратно. Не мог заснуть.
— Почему?
— По разным причинам. — Он был немногословен. — Во-первых, ночью после того как обнаружили Джонни, нужно было его допросить.
— Ну вы же видели, в каком он был состоянии. С ним случилась истерика.
— Знаю. Как врач, я вполне одобряю то, что мы ради него сделали — уложили в постель и дали успокоительное. Но как криминалист, считаю, что мы упустили шанс, чтобы добиться от него правды.
— Вы думаете, он на самом деле что-то знает?
— Мне кажется… он знает… всё. И когда он встретится с нами сегодня утром, пройдет достаточно времени, чтобы подготовить на досуге устраивающую его версию, сгладить по необходимости острые углы всей этой истории. В конце концов он всегда избегал расспросов после каждого своего побега. Ни Стоктону, ни Нессу не удалось ничего из него выудить.
— Вы думаете, нам повезет больше?
— Ночью он на самом деле находился на грани припадка. Будь он взрослым человеком, я бы все равно настоял на Допросе. Может, и нужно было так поступить. Ведь, как мы выяснили, ему никто не причинил никакого вреда.
Я неодобрительно покачал головой.
— Своими действиями вы бы только навлекли на себя гнев Стоктона, и все равно не добились бы ничего существенного от Джонни. К тому же вы знаете не хуже меня, что такое «сверхпризнание». Преступник, подвергающийся слишком долгим допросам, начинает сознаваться во всем под воздействием обычной истерии.
Уиллинг задумался.
— Вы считаете, что у Джонни психология преступника?
— Конечно, нет. Но ни в чем не повинный человек, даже мальчик, может реагировать точно так же.
— Может, вы и правы.
В его голосе я все равно уловил нотку сомнения.
— Спускайтесь вниз, как только оденетесь. Мы отправляемся на озеро.
— В гости к Блейну?
— Это — вторая причина, помешавшая мне заснуть. Хотя вчера уже было поздно, все же нам следовало пойти к нему.
— Если бы вы видели ту тропинку, которая ведет к его коттеджу, то не стали бы рисковать ночью, даже до полного восхода солнца.
— Солнце взойдет, когда мы уже будем там.
Быстро одевшись, я спустился вниз. Голова у меня болела из-за недосыпа. После того как мы вернулись в Ардриг, Уиллинг не дал мне сразу лечь в постель и около часа расспрашивал о впечатлениях, сложившихся у меня о долине Тор. Он меня сильно утомил.
В гостиной он внимательно изучал мое лицо, а затем, достав из заднего кармана фляжку, протянул мне:
— Налейте немного в чай.
У меня не было аппетита, и я оставил нетронутым хлеб с маслом. Горячий чай с алкоголем вызвал у меня прилив энергии, притупивший головную боль.
Мы вышли в сад. Серый ровный свет был скорее похож на ранние сумерки, чем на зарю, если бы только не возбуждающая утренняя свежесть, провозвестница дня, которую, казалось, гнала перед собой солнечная колесница. Уиллинг уже знал дорогу от Ардрига через олений лес к болоту, так как дважды прошел по ней накануне, но я пошел впереди него.
— Сегодня опять будет сумрачный день, — заметил он, посмотрев на бледное небо, которое с каждой минутой все больше озарялось жемчужным светом.
— Скорее всего, будет яркий солнечный день, — возразил я. — В этой стране серая утренняя мгла означает, что будет солнечный день, а солнечное утро — это верный признак скорого дождя.
Слава Богу, узкий проход в горах не был затянут туманом. Я с ужасом взирал на отвесную скалистую стену на северной стороне, где я чуть не попал в скверное положение. Если б она не была скрыта туманом день назад, я наверняка бы не рискнул продвигаться дальше вперед.
Мы ступили на мягкий ковер луга в тот момент, когда сумрачная физиономия пика Бен Тор вдруг осветилась ярким розовым светом, а солнце выскользнуло из-за горизонта у нас за спиной. Острые золотые лучи, словно пики, пронзили узкую горловину, отражаясь от гранитной груди почти вертикального ската. Внизу, за границей света, где лежали озеро и луг, было по-прежнему холодно. Там еще царил сумрак.
— Значит, Уго Блейн живет здесь! — воскликнул Уиллинг, пораженный несказанной красотой и великолепием этого уголка. — Я был бы счастлив жить здесь, — добавил он. — Но Блейн — дитя больших городов. В таком месте ему должно быть так же одиноко, как было мне среди его друзей на авеню Фош в Париже.
— Да, это его дом, — подтвердил я. — К тому же, кажется, он из него не выходил, так как я вижу констебля Мактавиша, которому поручено охранять коттедж.
— Изнутри, начиная с двенадцати ночи, не доносится ни звука, — доложил нам, отчаянно зевая, Мактавиш. — Я обходил дом через каждый час, и все окна и двери оставались плотно закрытыми. Вероятно, этот парень прекрасно спит по ночам. Как мне хотелось бы оказаться на его месте!
— Тем более благодаря этому факту он мог бы сегодня подняться спозаранку, — заметил Уиллинг. — Вместо дверного молотка он использует изваяние любимого чертенка Линкольна!
Уиллинг постучал. Никто не ответил.
— Он спит, как мертвый, сэр, — сказал Мактавиш. — Ну-ка дайте, я попробую.
Констебль, не обращая внимания на миниатюрный бронзовый молоток, так забарабанил по двери кулаком, что, казалось, затряслись гранитные стены. Внутри все было тихо.
Вдруг на его лоб набежали морщины. До этого он был таким гладким, что, казалось, его редко бороздила мысль.
— Весьма нерешительный человек, — сказал Мактавиш, бросив пытливый взгляд на Уиллинга. — Но у меня нет приказа взламывать дверь.
— Вы, констебль, не спускайте глаз с этой двери, а мы пойдем и осмотрим дом с другой стороны.
Уиллинг, судя по всему, тоже был обеспокоен, но об этом свидетельствовал только блеск его глаз. Он медленным шагом обходил дом, а глаза его так и шныряли. От его цепкого взгляда ничто не могло ускользнуть.
— Все окна закрыты. Что это, ностальгия Блейна по прошлому, включая распространенный в восемнадцатом веке страх перед «ночным воздухом»? Самый лучший воздух — это ночной воздух, лучше ничего нет… Приятные фронтоны, пристанище для ворон… однако окна следовало бы и помыть.
— Здесь во всем доме требуется тщательная уборка, — подтвердил я. — Как в физическом, так и в психологическом смысле.
— Через стекло ни черта не видно, — Уиллинг заглядывал в одно из окон с той стороны дома, где располагалась кухня. Вытащив носовой платок, он принялся протирать стекло, но, кажется, вся грязь находилась изнутри. Он постучал по окну. Никакого ответа. Глубокая складка в форме буквы V появилась между бровей, — этот единственный видимый признак, что он либо терял терпение, либо был зол, либо приходил в отчаяние.
