Марджори Эллингем - Смерть призрака
— Да-а… — протянул мистер Кэмпион, который понемногу начинал прозревать истину. — И к чему же все это нас приводит?
— Сейчас поймете, — сердито ответила Линда. — Поглядите на бумагу этого рисунка, — она подняла ее к свету. — Вы видите водяной знак? Это ватман особого типа шершавой поверхностью, который стал выпускаться всего семь лет назад. Я помню его появление в продаже. Я была тогда студенткой.
— Что свидетельствует об одном, — вдруг бросил д'Урфи со своего подоконника, — дядюшка Лафкадио не является автором этого рисунка!
Кэмпион нахмурился.
— Вы уверены в том, что Дакр не мог видеть картины вашего деда до того, как ее официально открыли?
— И не мог снять с нее копии, подразумеваете вы? Я не думаю этого. Картины хранятся в подвалах галереи Салмона. Макс делает из этого настоящий фетиш. И он вряд ли позволил бы студентам или кому бы там ни было взглянуть на нее. О Алберт, неужели вы не догадываетесь, к чему я вас подвожу?
Мистер Кэмпион мягко посмотрел на нее через свои огромные очки.
— Я полагаю, вы мне хотите внушить, — медленно произнес он, — что эту картину написал Дакр?
— Я не хочу ничего внушать, — отрезала Линда, — я говорю вам это!
Мистер Кэмпион медленно встал с места и замер у окна, разглядывая канал. Лицо его не выражало решительно ничего, и казалось, что он целиком поглощен видом чего-то, находящегося в дымке далеко на противоположном берегу…
— Если это правда, — проговорил он наконец, — то это объясняет… да… большое число вещей!
Линда быстро и внимательно посмотрела на него и хотела было что-то сказать, но задумалась и стала медленно-медленно ощупывать рисунок пальцами.
Мистер Кэмпион усилием воли вывел себя из транса.
— Это был бы довольно опасный слух, не так ли? — спросил он, пытаясь вернуть своему голосу беззаботность. — Мне кажется, что не стоило бы его особенно распространять. Это принесло бы вам неисчислимые заботы. Кроме того, может найтись и вполне невинное объяснение всему этому.
— Я так не думаю!
— Но, моя дорогая девочка, как вы можете быть уверены? — спросил Кэмпион с намеренной резкостью. — Я бы на вашем месте сохранял спокойствие.
Девушка холодно посмотрела на него. И, как это часто бывает с людьми в моменты стресса, ему пришла в голову мысль, не имеющая никакого отношения к делу. Он подумал, что у нее совсем зеленые глаза с небольшими коричневыми крапинками. Она была удивительно похожа на самого Лафкадио…
— Я бы сохраняла спокойствие… Я это и делала в течение двух или трех недель… если бы не решила, что пришло время заговорить. Видите ли, Алберт, я уверена, и в этом мог бы убедиться всякий, что та седьмая картина, которую Вэрли Траст купил в прошлом году, написана Томми. И я готова держать пари о том, что в хранилище Салмона сейчас имеется одна лишь картина Лафкадио, но остальные три написаны не кем иным, как Томми!
— Дорогая девочка, вы не должны делать такие необоснованные выводы!
Мистер Кэмпион был буквально потрясен.
Матт д'Урфи, который, казалось, отключился от обсуждаемого вопроса и лениво разглядывал какие-то рисунки Линды, сваленные в углу, вдруг задал вполне относящийся К существу дела вопрос:
— Вы ему сказали насчет Лайзы?
Мистер Кэмпион повернулся как ужаленный.
— Что вы еще там оба скрываете? — взорвался он. — Поверьте мне, сейчас это чрезвычайно опасно!
Линда посмотрела ему в глаза.
— Итак, вы тоже об этом догадываетесь, правда? — спросила она. — Я все сомневалась, но лишь до сегодняшнего дня. И вот почему я решилась на разговор с вами. Мы не хотим, чтобы Макс вонзил зубы в мою бабулечку, не так ли?
Ее слова были так неожиданны и так точно отражали его собственные мысли, что Кэмпион на мгновение остолбенел. Потом он взял девушку за руку.
— Что вам известно об этом? — требовательно спросил он. — И что это за намеки на Лайзу? Эта женщина проносится через всю эту историю как петарда. Вы никогда не можете ожидать, в каком еще месте Она взорвется!
— С Лайзой все благополучно, — небрежно отмахнулась Линда. — Она же абсолютно примитивна. Никто не хочет этого понять. Она, в отличие от других людей, никогда ни о чем не задумывается. У нее просто не было к этому повода. Когда ее привезли сюда, она была совершенно темной крестьянкой. Я думаю, что ей известно не более ста слов всего в обоих языках. И ей несвойственно что-то скрывать. Просто она не знает, что важно, а что нет. И когда я вернулась из Парижа, я вызвала ее сюда как-то ночью и постаралась обо всем выспросить. И она поведала мне нечто, объясняющее почти все остальное… Видите ли, оказывается, дедушка оставил вовсе не двенадцать картин, а всего восемь. Лайза это знает, потому что помогала ему их упаковывать. — Мистер Кэмпион снял очки и тщательно протер их платком. Тот чудовищный узел в клубке вдруг легко размотался перед его мысленным взором. — Было очень нелегко вытащить все это из нее, — продолжала девушка. — Это был бесконечный вопросник. Но, насколько Мне удалось восстановить факты, все выглядит так. За год до кончины дедушки, то есть в девятьсот одиннадцатом, Бэлл была очень больна. У нее была ревматическая лихорадка, и, когда диагноз был поставлен, ее отправили в Сан Ремо с четой Джиллимотов. Он был поэтом, а она художницей. Я полагаю, это были довольно забавные чудаки. Бэлл оставалась там около шести месяцев, и именно в это время дедушка и стал запаковывать свои картины и составлять будущий распорядок их вскрытия. Так вот, некоторые из этих картин были известны Бэлл, другие же нет. Миссис Поттер их знала полностью, поскольку она вечно там шныряла. Старина Поттер тогда куда-то отлучался, быть может, преподавал в Шотландии, а Лайза вела все хозяйство в доме. Дедушка старался сохранить все в строжайшей тайне. Каждый мог бы это объяснить его возрастом, однако, разумеется, старый чудак имел весьма веские основания для того, чтобы все сделать под покровом ночи. — Она помолчала. — В этом есть один момент, который вы должны понять, — сказала она наконец. — Вы едва ли мне поверите, но для меня лично все это выглядит абсолютно естественно и логично. И вот в чем дело. Основным резоном, двигавшим дедушкой, было огромное желание насолить Чарльзу Тэнкерею. Он от души его ненавидел, и оставил эти картины лишь для того, чтобы его одолеть. Он хотел оставить больше холстов, чтобы продлить звучание своего имени как можно дольше в разгорающемся свете времени. У него было всего лишь восемь холстов, и он их маркировал датами показа в девятьсот двадцать четвертом, девятьсот двадцать пятом и в последующих годах. Но последние четыре упаковки были фальшивками. Лайза припомнила, что в одну был положен кухонный поднос, а в другую — большая вывеска, рекламирующая пиво. Как видите, все в одном и том же духе. Викторианским джентльменам был присущ юмор такого рода. Он был вовсе не психопатом. Просто он был чем-то вроде старого мальчишки или, скорее, клоуна. — Она перевела дух. — Лайза поведала мне об этом вполне торжественно. Она, конечно же, помогала ему все это упаковывать и зашивать в холстину, но не особенно вдавалась в то, почему он так веселится при этом. Она лишь сообщила, что он был в исключительно добром расположении духа, когда они закончили работу, и заставил ее распить с ним полную бутыль лафита.