Джун Томсон - Секретные дела Холмса
Майкрофт ждал нас в маленькой гостиной — единственном помещении клуба «Диоген», в котором разрешалось принимать посетителей.
В отличие от своего младшего брата Майкрофт был полным мужчиной крепкого сложения с крупными чертами лица. Если мой друг Шерлок Холмс энергичен, то Майкрофт — величаво медлителен. Казалось, общим у братьев был только острый проницательный взгляд, который Майкрофт не спускал с меня, как только увидел, что я сопровождаю Шерлока Холмса. Впрочем, это не помешало ему сердечно приветствовать нас и пожать мне руку.
— Итак, доктор Ватсон согласился сыграть роль сэра Уильяма, — удовлетворенно проговорил Майкрофт, усаживаясь в кресло. — Это очень мудрое решение, дорогой Шерлок. Надеюсь, вы простите меня, доктор, если я скажу, что вы производите впечатление человека безгранично доверчивого. Именно так и должен выглядеть аристократ, готовый выбросить свои деньги на мошенническое предприятие. Теперь о деталях. Вот рекомендательное письмо от маркиза. Его доставили сегодня утром дипломатической почтой на Форин-офис. Вот банковский чек на пятьсот фунтов стерлингов. Недостает только подписи сэра Уильяма. Счет на его имя уже открыт в Кенсингтонском отделении у Сильвестра[53]. Кроме того, инспектору Грегсону уже сообщены все необходимые ему факты, однако он бессилен что-либо предпринять без улик — надежных, неопровержимых улик, способных выдержать самое пристрастное и придирчивое судебное разбирательство. Это очень важно.
Барон Мопертюи — преступник международного масштаба и должен быть пойман и осужден. Иначе разразится скандал, который будет иметь далеко идущие политические и финансовые последствия, причем не только в Европе. Я не знаю, как вы намереваетесь раздобыть улики. Ясно только, что сделать это будет не легко.
— Я тщательно обдумал этот вопрос, — начал было Холмс, но брат прервал его, предостерегающе подняв руку.
— Предпочитаю оставаться в неведении, мой дорогой мальчик. Только прошу тебя, не забывай о том, что у барона множество клиентов в самых высоких кругах. Если ты нарушишь закон и будешь пойман, я смогу оказать тебе весьма ограниченную помощь. Вряд ли нужно говорить о том, что мне совсем не хотелось бы увидеть тебя за решеткой. — С этими словами Майкрофт встал, пожал каждому из нас руку и, бросив на меня все тот же оценивающий взгляд, которым встретил мое появление, удалился.
Было совершенно очевидно, что Майкрофт сомневался в моей способности успешно собрать неопровержимые улики против барона и передать его в руки правосудия. Именно скепсис Майкрофта преисполнил меня решимостью доказать, что он заблуждается.
Едва мы вернулись на Бейкер-стрит, как я с головой погрузился в приготовления к осуществлению задуманного плана. Прежде всего письмо от сэра Уильяма нужно было переписать на специально заказанной Холмсом для этого случая почтовой бумаге с гербом в правом верхнем углу и адресом на Гросвенор-сквер. Я приложил к нему рекомендательное письмо от маркиза, запечатал в конверт и надписал, что оно адресовано барону в отель «Космополитэн». Холмс вызвал рассыльного[54], и тот отнес письмо на почту. Ко времени прибытия барона в Лондон письмо уже будет ожидать его в отеле.
Следующая часть плена потребовала больше времени. Холмс с присущей ему обстоятельностью посвятил меня во все детали моего знакомства с маркизом. Холмс подготовил целый трактат, где все было расписано под специальными заголовками. Трактат охватывал все аспекты моих взаимоотношений с маркизом. Следующие несколько дней я провел, тщательно штудируя трактат, и запечатлел в своей памяти столько подробностей из жизни сэра Уильяма и маркиза, что оба джентльмена под конец стали казаться мне близкими друзьями. Так, я узнал, что маркиз частенько посещает Лондон, где у него есть дом в районе Мэйфер, и что я, сэр Уильям, имел обыкновение встречаться с ним в клубе «Карлтон», членами которого мы оба состоим[55].
Каждый вечер Холмс экзаменовал меня на знание мельчайших фактов из жизни обоих джентльменов со строгостью неумолимого прокурора.
Между тем барон прибыл в Лондон и остановился в отеле «Космополитэн», где получил мое письмо. Через три дня от него пришел ответ, адресованный сэру Уильяму на Гросвенор-сквер и перехваченный инспектором Грегсоном, сыщиком из Скотленд-Ярда, которому было поручено официальное расследование. В своем письме барон предлагал мне, то есть сэру Уильяму, встретиться в его номере отеля «Космополитэн» через два дня в три часа пополудни.
— Наживка проглочена, Ватсон! — воскликнул Холмс, потирая в восторге руки. — Менее чем через неделю мышеловка захлопнется. А теперь, мой дорогой друг, вернемся к нашим трудам, ибо к пятнице вы должны знать свою роль назубок.
Наша игра в вопросы и ответы продолжалась и в пятницу до того самого момента, пока мне не нужно было отправляться на свидание с бароном. Последний вопрос Холмс задал мне, когда я взял шляпу и трость.
— Как зовут любимую собаку маркиза, Ватсон?
— Жюстен, — ответил я, — это рыжий сеттер, подаренный ему женой.
— Превосходно! Мне остается только пожелать вам удачи. Очень многое зависит от того, как вы справитесь с делом.
II
Напутствие Холмса все еще вертелось у меня в голове, когда я прибыл в отель «Космополитэн» и посыльный проводил меня в «люкс» барона на втором этаже.
Едва я постучал, как дверь тотчас же отворилась, и на пороге появился барон Мопертюи.
— Мой дорогой сэр Уильям! Очень рад нашему знакомству! — воскликнул он и сердечно пожал мне руку.
Барон был высок ростом, плотного сложения, с чисто выбритым мясистым лицом. Несмотря на некоторую тяжеловесность, он двигался с удивительным изяществом и легкостью. Что касается возраста, то я дал бы ему на вид лет пятьдесят с небольшим. Думаю, барона можно было охарактеризовать одним словом — «гладкий»: серебристые волосы, зачесанные назад с широкого красивого лба, костюм, облегавший фигуру барона, — явное произведение искусства превосходного портного, руки у барона были маленькими и пухлыми, как у женщины, и такие же мягкие и нежные. Я заметил на мизинце левой руки широкий золотой перстень с выгравированными инициалами.
Холмс предупреждал меня об умении барона очаровывать собеседников, которое он проявил с первых же мгновений в полной мере, хотя я вполне сознавал, что за приятными, обворожительными манерами скрывается проницательный, острый ум. Особенно заметно это было по глазам: ярко-голубые, они, казалось, излучают доброжелательность, но зрачки были цепкими, как буравчики. Барон внимательно изучал меня.
